– Как вы себя чувствуете, озорник? – тонкая ирония, кокетливость, но неприступность глаз.
– Спасибо, вроде как жив и хорошо себя чувствую. Можно на «ты», – Саша непроизвольно улыбнулся ее умиротворяющим глазам.
«Наконец-то мы тебя вытащили из этой психушки!» – сказал Крот. Три дня назад Александр понятия не имел, кто этот высокий лысый парень с отпечатком смертельной болезни на лице. Он пришел в палату, представился Кротом. Сказал, что рад видеть соратника в борьбе со злом. Крепко пожал руку, от чего на его лбу проявилась вена, своим контуром напоминавшая зловещую улыбку. Затем он пообещал как можно раньше вытащить Александра.
– Куда мы сейчас? – спросил он, жадно вдыхая морозный воздух у выхода из больницы.
– Как куда? К нам, в «Школу самосовершенствования Я», – Крот болезненно улыбнулся. Ты же теперь один из нас.
– Слушай, у меня сейчас нет денег, так что я не хотел бы тебя сильно утруждать. Ты и так мне помог. Единственный, кто выслушал, понял. Не знаю, что сказали моим родителям, но даже мама не захотела ничего слышать.
– Запомни, нас никто не понимает. Я тебя не понял, ты меня не понял. Мы индивидуальны, но стремимся жить в гармонии с теми, кто способен это понять. Насчет еды, одежды и личного пространства для рефлексии – не переживай. Деньги – сам заработаешь, я подскажу.
Они дошли до машины – старый «японец», нет переднего пассажирского сиденья, стекла вперебой тонированы в легкие желтый и синий оттенки. Салон пропитан неоднозначностью и въевшимися в алькантару потолка ароматами трав.
– Куда я еду?
– Туда же, куда я, – ответил капитан этой потрепанной шлюпки.
Абсурдности происходящему добавляли усы Джимми Эдвардса, щеголявшие в разбитом зеркале заднего вида.
Александр больше не задавал вопросов. В течение часа пути он чувствовал легкий трепет неизвестности и просто рассматривал прохожих. Пышные и страстные здания втянули машину в свои тиски безвременья. На пути от пришвартовавшегося судна до четырехкомнатной квартиры с высоченными потолками была парадная. Поднимаясь на второй этаж, Александр почувствовал здесь силу тени, зримую упадочность и какую-то величавость размаха. В его голове возник образ буйного, обратившегося в камень правителя, совершающего мощный пафосный жест – рукой от сердца к новым землям.
Белые стены, больше окна, повсюду в хаотичном порядке разбросаны краски, исписанные листы, полупустые бутылки, книги, старые напольные светильники разных эпох.