А, то, сердечко совсем пропадёт, не слышно его стука и тогда хочется Эле, закричать на весь мир: Так значит, это правда! Есть она, эта проклятая любовь! От которой и со скалы, и в омут головой, и в любую бездну без страха! О! Неужели же она так прекрасна! Так мучительна! Так страшна и так сладка, что человек не в силах управлять собою!
Танцы закончились. Они шли у реки, узенькой тропкой. Эля, всё ещё никак не могла прийти в себя, всё была горячая и взволнованная. В общем, не в себе. Его рука крепко держала тоненькие пальчики Эли, и, они жгли ей кожу и растапливали последние здравые мысли. Она расплавилась полностью, она вытекала, как мёд из сотов. Когда подходит время качать его, пасечник убирает с сотов воск. После этого, мёд выливается произвольно. Она была сейчас таким, сотом. Обнажённым. Этот Тарзан убрал с неё налёт, в виде воска и она прямо истекала этим мёдом.
Ты, ведь Эля? – утвердительно спросил парень. Я, Игорь. Вот, уже третья неделя пошла, после моего возвращения из Армии. А, я сегодня пришёл специально на дискотеку, чтобы увидеть собственными глазами диву, о которой говорят все в округе. Ну, что же, говорят правду. Ты, действительно очень красивая. Хочешь, будем дружить?
Да, она хотела этого. Она очень хотела, эта гордая девочка, привыкшая смеяться над чувствами других. Привыкшая повелевать. А, сейчас, она ощутила, прямо физическую боль только от мысли, что он уже третью неделю дома, а увиделись они, только сегодня.
И, закружилось всё, завертелось, перевернулось с ног на голову. Никто больше не узнавал в этой девчонке, то и дело выбегавшей за околицу, чтобы посмотреть, не идёт ли предмет обожания, ту гордую, неприступную Элю, которая играла сердцами парней, словно Ледяная королева. Теперь, это была девочка – ожидание. От бессонных ночей, от ревности, вдруг она не одна в сердце любимого, от гуляний до утра под луной, по травам – муравам, Эля прямо заметно похудела. Но, это нисколько не портило её. Напротив. Кожа стала ещё белее, голубые венки, ещё заметнее.
А, вот глаза стали блестеть так, что мать иногда боялась за свою единственную. Доченька, да тот ли это человек, ради которого вот так забыть себя самою можно? Не ешь, не спишь, как следует. Всё ждёшь, да бежишь; да ищешь, как потеряная. Ну, можно ли так, родная? Не узнаю тебя я, право. Очнись, ласточка моя.