На плече – татуировка: два символа бесконечности. Тоска по вечной любви… накололась еще в юности.
Он обожает Карину. Странное, высокопарное слово, но лучше не скажешь: «Я ее обожаю». Обожаю и обожествляю – разве это не одно и то же?
Улыбнулся и замер. Понял, что показалось ему странным. Тишина. Уже без четверти семь, в это время в кемпинге обычно бурлит жизнь. А сейчас, если не считать ровного дыхания Карины и неразборчивого бурчания Эмиля, – ни звука. Не жужжат кондиционеры, молчат кофемолки. Полная тишина. Лагерь затаил дыхание.
Стефан поднялся на две ступеньки и отодвинул люк на антресоли.
– Привет, старичок! С добрым утром.
Эмиль не обратил на него ни малейшего внимания. Он внушал плюшевому утенку:
– Почему я? Это не мое дело. Нет, не мое… – он внезапно повернулся к потрепанному одноглазому медведю. – Бенгтссон! Пушками займешься ты.
Стефан улыбнулся, пошел налить воды в контейнер кофеварки и услышал голоса снаружи.
Футболисту с женой тоже не спится. Дочка жмется к бедру матери, а та, раздраженно отмахиваясь, что-то выговаривает мужу.
Стефан отодвинул занавеску и немного понаблюдал за семейной ссорой. В параллельной реальности эта женщина наверняка бы его возбуждала. На ней ничего нет, кроме трусов и лифчика, фигура – типичная реклама нижнего белья… на такую любой западет, но у Стефана есть принципы. Это вопрос собственного достоинства. И не только.
Он закрыл кран, насыпал в фильтр кофе и нажал на кнопку. Красная лампочка не зажглась. Нажал еще раз, проверил контакт в розетке – никакой реакции.
Обесточка.
Только этого не хватало.
Теперь ясно, почему так тихо.
Он машинально перелил воду в кастрюлю и поставил на плиту. И что? Хлопнул себя по лбу – идиот. Ясно же – обесточка. Плита, само собой, тоже не работает.
Надо подключать газовый баллон.
Еще раз поглядел на ссорящуюся супружескую пару и поднял глаза.
Голубое, без единого облачка, летнее небо. Можно быть уверенным, что…
У него перехватило дыхание. Оперся руками о край мойки и нагнулся поближе к окну. Что это… сосущее чувство под ложечкой, как при сильном приступе головокружения. Ухватился покрепче. Показалось – если отпустит мойку, упадет. Провалится в пустоту.
* * *
Петер нащупал в кармане конфетную обертку и теперь мял в сжатом кулаке, прислушиваясь к слабому шороху в кармане. Изабелла кричала, а он мысленно выбирал точку на ее щеке, куда опустится его ладонь. И опустилась бы, не найди он зудящей ладони занятие.