Губы дамы гневно поджимаются, но она сдерживается. В ее глазах
мой возраст под полтос действительно уже преклонный. Столько не
живут.
Вот Мария Семеновна не согласна с моими словами, это я читаю в
ее глазах. Улыбаюсь про себя. Может, как закончу с этой гидрой,
взять, и… Нет. Гоню пока от себя нескромные мысли. Сейчас на меня
ни надавить, ни напугать. Пока важно, чтобы так и оставалось. Мы
почти накрыли их группу. И недавний визит связного с лаймами на
секретное производство очень неплохо помог в определении полного
состава гидры. Кто же мог знать, что главный технолог тоже пошел за
длинным…фунтом, наверное? Чем там сегодня платят за предательство?
Какой курс у банки варенья и корзины печенья?
И ведь почти в цеха отвели. Ну, ничего святого у людей.
Усмехаюсь про себя.
Но! Родина видит. Родина знает. Я, как раз, ее глаза и есть.
Все, сегодня у меня последний рабочий день. Куратор ждет
оригиналы документов. Но лично, пожалуй, не повезу. Все уже
подготовлено. Так-то он по хлебным крошкам и сам найдет, но лучше
кое-что обсудить наедине. Ладно.
— Завтра зайдёте в мой кабинет, с самого утра! Это понятно?! —
Олечка разворачивается и уходит.
Соглашаюсь. А чего бы не согласиться? Завтра я точно зайду в ее
кабинет. Только вполне возможно с удостоверением и вместе с добрыми
молодцами в балаклавах. Все же я тут ориентируюсь получше, чтобы не
успели слить, могу понадобиться. Улыбаюсь вслед.
Вижу подрагивающие уголки губ Маши, Марии Семеновны, если уж
официально. Подмигиваю. Может быть. Завтра.
***
Хм. Кажется до куратора я не дошел. Или дошел? Не помню. Включаю
свет в квартире и обрыв памяти. Что ж, почти умно — взрыв газа в
квартире. Простая бытовая трагедия. Было бы умно, если б документы
хранились дома. Так ведь нет, из-за моей смерти эти
мальчиши-плохиши сухими из воды уже не выйдут. Все. Я успел первым
и, вам ребята, не отвертеться. Хотя, конечно, то, что они меня
тогда нашли — удивляет. А может и нет, лаймы — же. Эти собаку съели
на шпионаже.
Ну, немного понятнее кто я есть. Или был? Эти воспоминания
особой ясности про сегодняшний момент не добавляют.
Судя по рукам, мне здесь и сейчас лет семнадцать-восемнадцать.
Смотрю на свои ладони — в том видении руки были другие.
Длинные тонкие, и что важно, незнакомые пальцы.
Еще одно — я совершенно спокоен. Это же неправильно? Вроде бы. Я
же должен сейчас бегать по потолку, переживать. Нет?