Фрэнки сразу распушит перед тобой перья, желая показать, какой он крутой босс – не верь ни на секунду. Рядом с Фрэнки сидит старик Скарцони – вот ему можешь верить. Наведи там порядок до того, как пойдет груз – у тебя двадцать два дня.
Юджин кивнул, уже прикидывая, сколько времени у него уйдет на дорогу до Техаса.
– Хорошо, мистер Гримальди. Разрешите идти?
– Нет, задержись. Это еще не все.
После этого Карло повернулся к Кэловею, который так и остался стоять у книжного шкафа:
– Теперь отвечаю на твой вопрос, Марв, и в продолжение нашего разговора: даже если это действительно лишь подковерная возня Пакстона и Фрэнки, закончить ее нужно как можно быстрее. Но… я не думаю, что это их разборки. Вчера вечером мне звонил Конноли. Он был изрядно раздражен и попросил меня надеть на Фрэнки намордник – его парней в Гамбурге тоже кто-то стреляет. Я сообщил ему о том, что намордник нужно надеть на Пакстона и услышал, что Пакстон после последней свары даже пернуть в сторону Фрэнки без разрешения сверху боится. Возможно, старик Конноли не так хорошо контролирует своих парней, как ему кажется, а возможно… в городе есть третья сила.
Карло заглянул прямо в глаза своему бухгалтеру и тот достаточно поспешно отвел взгляд.
– Если это так, если кто-то решил наехать и на нас, и на Конноли одновременно… ну, либо он очень тупой, либо очень крутой. Так или иначе, это даже примерно неприемлемо! Какой-то беспредельщик приходит и начинает наезжать на уважаемых людей, а те, как полные идиоты, обвиняют друг друга вместо того, чтобы объединиться и защитить свои интересы!
Езжай в этот клоповник, Юджин, и проведи дезинсекцию. Если это все же Фрэнки с Пакстоном безобразничают – надавай обоим по морде. Пакстона можешь насмерть. А если действительно завелся кто-то третий, то принеси мне его голову.
Джули прошла на кухню, громко шлепая босыми ногами по полу. Я снимал яичницу со сковородки, поэтому не сразу обратил на нее внимание. Через мгновение с яичницей было покончено – я обернулся и увидел растрепанную заспанную женщину, которая жила со мной уже третий год.
– Доброе утро.
– Ага, доброе…
Джули, в общем, была достаточно простой женщиной, поэтому ворчливость в тоне обычно значила у нее лишь не самое лучшее настроение, а не что-то еще. Я искусственно улыбнулся, желая ее подбодрить. Джули скривилась: