Динь.
Сердце привычно заныло, затянуло, как бывало всегда, когда он думал о бывшей жене. Только на этот раз к этому давно ставшему привычным чувству добавилось новое. У Павла вдруг появилась цель, и это неожиданно воодушевило.
Последние пару лет Павел ощущал себя так, будто он не человек, а дерьмо в проруби — никому не нужный, бесполезный отход жизнедеятельности, который не живёт, а просто плывёт по течению, как плыл Павел всё это время. Эти чувства обострились после смерти матери — Любовь Андреевна, несмотря на осуждение развода с Динь, продолжала поддерживать и любить его, единственная в этом мире. Но год назад её не стало, и у Павла тогда даже не хватило смелости сообщить о случившемся бывшей жене — он не желал её огорчать: Динь как раз потеряла собственную маму. А теперь и подавно не стоило упоминать об этом, но что делать, если Динь спросит? Впрочем… пока она пребывает в твёрдой уверенности, что это их последняя встреча, и Павел не стал переубеждать Динь. Если ей так спокойнее, пусть. Пусть думает, что он сейчас погуляет с Кнопой, вернёт собаку и уйдёт навсегда. Динь же беременна, не нужно её раздражать.
Кнопа радостно носилась по дворам, виляла хвостом и ела снег, точно так же, как и три года назад, когда Павел выгуливал её в последний раз. Он ведь не только Динь предал, получается, но и Кнопу, которая тоже любила его и ждала, считала своим хозяином. Только, в отличие от Динь, собака не понимала, что Павел предатель — она просто радовалась его возвращению. В отличие от его бывшей жены.
Сегодня Динь смотрела на Павла так, как никогда не смотрела раньше — холодно и безразлично, будто на чужого человека. Иногда она раздражалась, но даже это раздражение отдавало равнодушием, как бывает, когда злишься на случайного попутчика в автобусе. Динь была закрыта для Павла, и это оказалось очень больно. До невыносимости.
Он закурил, шагая дальше, по направлению к парку. Погуляет с Кнопой подольше, проветрит мозги, а собака разомнёт лапы — обоим будет полезно. Главное, не замёрзнуть и не превратиться в снеговиков на этом бешеном ветру.
Павел знал, что эти три года Динь старалась не думать о нём, тогда как он, наоборот, думал о ней каждую минуту. Просто не мог иначе — жизнь без неё превратилась в какую-то безумную тягомотину, которая угнетала, словно на грудь поставили бетонную плиту. Удивительно, но последние пару лет перед разводом им не было легко, однако то гнетущее ощущение беды ни в какое сравнение не шло с тем глухим отчаянием и безысходностью, которые накрыли Павла после ухода от Динь. Пока Настя была беременна, он ещё как-то держался, но потом Соня родилась и почти сразу умерла — и всё.