А тот сразу все понял, встал и вышел, и дверь за собой так тщательно прикрыл. А этот, в халате, встал с мест и наоборот дверь пошире распахнул, чтобы видно было, если кто у двери стоит или по коридору мимо проходит. И если бы не этот высокий в коридоре, то я бы сто процентов попробовал сбежать. И видимо, этот, в кителе, понял это по моему лицу, потому что в его глазах вроде как удивление отразилось, что я такой упертый и с ними дружить не хочу.
Ну остались мы с ним одни. Он садиться не стал, а надо мной так навис и говорит полушепотом.
– Ты что, Соловьев, срок хочешь получить? Так я тебе это устрою. Уроки прогуливал? Прогуливал. Алкогольные напитки употреблял? Употреблял! Характеристика у тебя от Ромберга вашего – хуже некуда. Драчун, вор и бродяга. А ты, в курсе, Соловьев, что каждый гражданин Евразийских штатов до достижения совершеннолетия обязан ежедневно школу посещать? А ты в курсе, Соловьев, что за употребление алкогольных напитков несовершеннолетними у нас полагается два месяца тюрьмы для родителей? Но у тебя, Соловьев, родителей нет, а значит, отвечать будешь по всей строгости закона сам. А если еще припомнить, что ты сегодня два раза от наших комиссаров ушел, да второй раз – с применением насилия в отношении представителя власти, то годиков пять поселения мы тебе обеспечим. Не хочешь на пять лет, можно год каторги устроить. Тебе, Соловьев, что больше нравится? В тайге сучья рубить или в рудниках вагонетки толкать?
А что я ему могу ответить?
– Врете! – говорю, – до восемнадцати лет на рудники не посылают!
А он от кровати отошел и на меня снова обернулся, улыбается.
– Хочешь проверить? Не веришь? Тебе, наверное, больше ваш централ нравится в этом, как его… в Игнатово? Хорошее название. Знаешь, – говорит он и опять так близко ко мне наклоняется, – а у нас в детстве, дурачков и дурочек вроде этой твоей Марины так и называли – игнашками…
Тут меня словно за горло кто-то схватил и душить начал.
А он на часы смотрит и говорит:
– Час назад вертушка туда ушла с твоей Мариной, мы ее туда отправили, чтобы она здесь не мешалась. Да ты не волнуйся так, ей там хорошо будет. Подлечат немного, дурь повыбьют. Врачи и санитары там хорошие, умеют это делать, – а сам на меня смотрит.
Тут у меня кулаки сжались, а деваться-то мне некуда! А он снова ко мне наклоняется и спрашивает: