– Давай вставай! Поговорить надо!
Девочка эта меня увидела, как завизжит!
Надо Чике должное отдать, он даже спросонья сразу врубился, что к чему. На девочку свою так прикрикнул, что она сразу заткнулась, одеялом прикрылась и в угол забилась. Я думал, мне сейчас в наушник всякие ругательства посыплются. А там ничего – тишина. Наверное, снова за этим, черным, побежали. А Чика с кровати не спеша встал, штаны спортивные натянул, сел обратно, смотрит на меня, и страха я в его глазах не вижу. Ну он пацан бывалый. Даже если и будет страшно, виду не подаст. И сразу к делу переходит.
– Че, – спрашивает, – надо, Шурыч?
Голос у него спросонья хриплый.
– Да вот, – говорю, – пришел твою задницу спасти. Ты, говорят, с Лохматым схлестнулся?
А он смотрит на меня, и по глазам ничего не понятно.
– Кто говорит?
– Люди.
– Да врут люди, – отвечает он мне так спокойно.
– Ты, Аслан, зубы не заговаривай, – отвечаю ему, – все уже знают, что к чему. Лохматый на дно залег. Сделай так, чтобы я на него вышел.
Тут Чика позу переменил, да щека у него одна чуть дрогнула, потом он на белобрысого глянул. А белобрысый че ему ответить может, белобрысый белый, как полотно стоит.
– А что мне с того будет? – спрашивает вдруг Чика так, с ленцою. Понял уже, гад, что можно с меня что-нибудь слупить. Чика – он такой, своего не упустит: и с друга, и с врага три шкуры спустит…
– Сейчас в живых останешься, – отвечаю, – а потом Лохматый от тебя отстанет.
– А че это ты обо мне заботишься, Шурыч? – спрашивает Чика. – Может, это я твоего другана грохнул? А ты вместо того, чтобы сейчас на курок нажать, мне помогаешь? С чего это?
А мне вроде бы и скрывать нечего.
– Я не тебе помогаю, Чика, я за Шнурка отомстить хочу. Так что ты меня с Лохматым сведи. Тебе же выгодно. Я его прикончу – тебе легче, он меня – тебе опять хорошо.
Тут Чика даже оживился.
– Точняк! – говорит. – Заметано! А как с тобой связаться, ты ж в бегах?
– На лаймер Длинного звони, – говорю я ему, потом «Вальтер» в кобуру спрятал и ушел.
Едва я из интерната выбрался да подальше отошел, смотрю: школьный автобус едет и следом внедорожник Ромберга. Огромная такая тачка, весь наш класс в него влезет и еще место останется.
Я за угол завернул, и тут у меня в ухе голос опять раздается этого, черного, Шварца.
– И где же ты, Соловьев, пушку взял? – говорит он мне так негромко, чтобы не напугать.