От того, чтобы все-таки попроситься в приют, меня остановили слухи о том, будто там каждый сам за себя и часто бьют более слабых. Да и сложно решиться изменить что-то пусть и плохое, но привычное, на полную неизвестность. Но, наверное, даже не это перевесило чашу весов - учитель закончил с высокими баллами столичную Академию и прозябает в нашей дыре только благодаря деньгам отца Йона, а вот как будет с обучением в приюте - большой вопрос. Конечно, лучше было бы не полагаться на слухи, а поговорить с кем-то, кто там был, но в ближайших деревнях таких нет, а как найти иначе, я не знаю. Может, и правда, мне бы там лучше было, и зря я на это не решилась? Теперь уже поздно узнавать.
Мать, наконец, заканчивает свой монолог и приказывает:
- Марш к себе! И чтобы носки до завтра были заштопаны!
Молча собираю носки с пола и ухожу в комнату. Достаю из прикроватной тумбочки иголку с ниткой и принимаюсь за работу. Если она сказала, что все должно быть сделано сегодня, лучше так и поступить, иначе мне снова придется выслушивать ее крики. К тому же, лучше это сделать сейчас, пока еще света хватает.
Штопаю и чувствую, как к глазам начинают подступать слезы, а обида шевелится с новой силой.
Я ведь не просила о многом – всего лишь разрешить один вечер повеселиться. Но даже этого мне нельзя.
По щеке скатывается слезинка и это отрезвляет – жалость к себе бессмысленна. Если всякая ерунда начала приходить в голову, лучше заняться чем-то более полезным – например, вызубрить правила правописания или даты по истории. Останавливаюсь на последнем. Кладу тетрадку рядом с собой так, чтобы ее видеть, и начинаю совмещать полезное с полезным.
К моменту, как мать зовет ужинать, остается заштопать только один носок.
Ждем, пока отчим съест первую ложку, а потом приступаем к еде.
К этому времени мать вновь вернулась в благодушное настроение и во время ужина она выглядит очень оживленной: расспрашивает детей, чем их кормит бабушка; рассказывает, что одна из коров захромала и прочую ерунду. Отчим важно кивает и иногда вставляет короткие реплики, дети ведут себя эмоционально и сыплют вопросами, а я молчу.
Мне кажется, что сейчас нахожусь здесь, но в то же время меня словно нет. Ко мне никто не обращается, на меня никто не смотрит. Словно я невидимая. Иногда хочется перевернуть тарелку, опрокинуть стул, издать какой-то громкий звук. Хочется, но никогда не осмелюсь – не тянет лишний раз видеть неприязнь и выслушивать ругань.