В коридоре обнаруживаю чугунок с едой для свиней и жмых для кур. Сперва кормлю свинью, а после, вернув пустой чугунок в коридор, иду в курятник. Высыпаю курам корм, а в освободившуюся миску собираю яйца, некоторые из которых еще теплые.
Дома проверяю время – десяток минут до того момента, когда нужно разбудить детей, еще есть, поэтому перекладываю в тарелку четыре яйца и иду с ними к вдове бабе Мане, дом которой находится в паре минут ходьбы от нашего. Ее старший сын три года назад погиб, вот и осталась она одна. Каждый помогает, чем может – моя мать вот яйца просила ей каждое утро относить, а отчим дровами иногда делится.
У калитки останавливаюсь и опасливо прислушиваюсь. Вроде бы тихо. Осторожно поднимаю щеколду, приоткрываю калитку и заглядываю во двор. Вреднючей козы, которая любит подкрадываться и втыкать рога в самые чувствительные места, в обозримом пространстве нет, но по своему опыту знаю – расслабляться рано. Стремительно прохожу во двор, практически бегом преодолеваю расстояние до входной двери, распахиваю ее и шмыгаю в сенцы.
Облегченно выдыхаю, даю себе пару мгновений отдышаться, а затем стучу и захожу в небольшую комнату, всю обстановку которой составляют огромная печь, кровать с резным деревянным изголовьем, стол в окружении четырех табуретов, сундук и небольшой буфет с расставленной в нем посудой.
Баба Маня выходит мне навстречу. Приветливо улыбаюсь подслеповато щурящейся старушке:
- Я вам яиц принесла.
- Спасибо, доченька!
Перекладываю яйца в тарелку из буфета и внезапно слышу, словно мужской голос громко и четко произносит: «Тут он! Он тут! Тут!» Осматриваюсь, ища глазами гостя, с которым не поздоровалась, и улыбка сползает с моего лица – в доме всего одна комната и кроме нас с бабой Маней в ней никого нет.
Кто это? Кто? От страха покрываюсь мурашками. Может быть, мне показалось? Скомкано прощаюсь и спешу покинуть дом, но в спину мне вновь доносится напористое: «Да тут же он!». Волосы встают дыбом, воздух словно густеет и веет такой жутью, что все-таки срываюсь на бег. Останавливаюсь, только закрыв за собой дверь в комнату, которую делю с братьями. Захлебываясь рваным дыханием, чувствую, как бешено колотится в груди сердце.
Через какое-то время мой взгляд падает на часы и прежний страх вытесняется новым – если не потороплюсь, наверняка опоздаю, а значит, нарвусь на лекцию от матери. Снова начнет орать, что я лентяйка и дармоедка. А если сильно разозлится, мне и перепасть может.