Зал опять неодобрительно зашумел, и этот шум не смолкал до конца моего доклада, который, оказался скомканным: самых эффектных опытов я не описала, самых убедительных записей не продемонстрировала. Не смолкал не только внешний, но и мой внутренний ропот: бормотание скрытой неправоты. Мешал мне и Фонарин, который все время гнусно хихикал и потирал руки.
Кое-как доклад кончился; несколько робких хлопков, но в целом неодобрительное молчание.
– У кого есть вопросы к докладчику? – спросил председатель.
Встал Фонарин с ехидной усмешкой, открывавшей желтые зубы, и спросил:
– Если я вас правильно понял, уважаемая Агафья Тихоновна, вы беретесь по виду ЭЭГ определять душевное состояние субъекта?
– Меня зовут Агнесса Тихоновна, но это неважно. Называя меня именем гоголевской героини, вы, всего вероятнее, не хотели меня оскорбить. На ваш вопрос отвечаю: да, в какой-то мере берусь. Во всяком случае сильные эмоциональные реакции берусь распознать.
– В таком случае, – осклабился он, – вы не откажете нам в любезности описать душевное состояние субъекта, у которого мы сняли энцефалограмму?
– Душевное состояние – нет, а взрывы сильных эмоций, если они были, да.
Аудитория загудела. "Жребий брошен", – сказала я мысленно. В мыслях я все еще не могу отвыкнуть выражаться высокопарно; вслух я этого уже не делаю.
– Я очень рад, что вы согласились нам помочь, – чему-то посмеиваясь, сказал Фонарин. Я на него реагировала, как типичная женщина – на крысу (вероятно, это было бы видно на моей энцефалограмме). – Володя, обратился он к своему ассистенту, – будьте добры, продемонстрируйте образец ЭЭГ.
Услужливый, красивый, черноглазый молодой человек, пожирая своего шефа глазами, развернул рулон бумаги, поднялся на помост и приколол к доске энцефалограмму. Скопированная в крупном масштабе, она была хорошо видна всему залу.
– Условия опыта те же, что у нас? – спросила я.
– Да, в точности по вашей статье.
Я взяла указку. Сердце мое неприятно билось. Энцефалограмма была в чем-то не совсем обычна: нечто подобное нам приходилось наблюдать у больных эпилепсией… И еще что-то меня смущало. Но что делать? Попробую вдуматься, понять…
Я подошла к доске, провела указкой по начальному участку кривой… Ее легкие колебания я прошла тоже колеблясь.
– На этом участке я не вижу пока ничего особенного. Картина скорей нетипичная, но такие признаки нередко бывают у нервных, возбудимых субъектов (слово "эпилепсия", просившееся наружу, я, к счастью, проглотила. Не надо спешить с диагнозами). А вот здесь… – я остановилась у резкого всплеска, пикообразного скачка. – Мне кажется, этот выброс связан с каким-то ярким, неприятным… да, безусловно неприятным внешним воздействием. Пациент, возможно, увидел нечто поразившее его, может быть, возмутившее… не берусь сказать, что именно. Может быть, услышал резкое, обращенное к себе слово…