— Ты же моя радость, — улыбалась
бабушка.
Люба снова устроилась в кресле и стала наблюдать за
ними. Баба Надя вернула Верочку на пол.
— Уф, умаялась я с тобой, — улыбнулась она, — а
теперь сама немного поиграй.
Малышка стала возиться со своими
игрушками.
— Надо ей куклу обережную сшить, — сказала баба
Надя.
— Можно и сшить, — пожала плечами
Люба.
— Так, значит, выгнала лисичка зайчика из избушки, —
задумчиво сказала старушка.
— Ну как выгнала, попросила уйти, сказала, что у нее
еще трое детей есть и им нужней, а я чужая.
— И Верочка чужая? - прищурилась
бабушка.
— Нет, она ее внучка.
— А документы на комнату у кого?
— У свекрови, - вздохнула Люба.
— А ты их видела? — спросила баба
Надя.
— Нет. Он же ее купил до знакомства со мной. Все
доки хранил у родителей. Сказала, что на нее все
оформлено.
— Ну мало ли чего она там сказала, я вот тоже могу
сказать, что мне двадцать лет, но это же неправда, — хмыкнула
бабушка. — А чего сразу съехала? Надо было отстаивать свое. Я же
видела, что ты не робкого десятка.
— Я тогда не в состоянии была воевать, — вздохнула
Люба. — Да и сейчас тоже. Мало ли, приехали бы все вместе и
выкинули нас с Верочкой на улицу без вещей. А так мы сами ушли, да
еще и за мебель деньги выручили.
- А мать твоя чего? Почему не вступилась за тебя? -
допытывалась баба Надя.
— Не знаю, да и она с ними что, драться
будет?
— Посоветовала бы, как поступить
лучше.
— Она мне говорила, но мне было не до этого. Верочка
после смерти Егорушки практически не спала, плакала целыми днями, и
я вместе с ней. Я хоть у вас выспалась.
— Да какой выспалась, полночи роды принимали, —
махнула баба Надя рукой.
— Так я ехала сюда в электричке, поспала, и тут у
вас спала. А то голова реально ничего не соображала, - вздохнула
Люба.
— Ну да, в нормальном состоянии тебя бы сюда не
понесло, — усмехнулась бабушка. — От радости не бегут, только от
горя. Со свекровью и наследством что-то нечисто.
— Да не надо ничего мне, — отмахнулась
Люба.
— Ага, тебе не надо, можешь не брать, а вот
отказываться от имени ребенка не надо. Так и будешь мыкаться по
чужим углам всю жизнь? Это в тебе горе говорит, как маленечко в
душе буря успокоится, так и голова лучше работать
будет.
— Баба Надя, а когда боль утихнет, когда сердце
болеть перестанет, когда все забудется?
— Никогда. Со временем боль притупится, но до конца
никогда не пройдет. Уже поверь мне, старухе, я столько народа на
тот свет проводила, а до сих пор за каждого душенька
болит.