Иными словами, пришлось возглавить то, что победить невозможно.
Комфорт был приятным бонусом, но всё же Вез сожалел, что так много захватывающих составляющих жизни не продаются.
Он любил покупать, так как это выходило определённо дешевле, чем работа с подходящими ему психотерапевтами.
К Помпону подошла хозяйка вечера Диана Фрезь, как раз когда Вез остановился в шаге от перехода в другой зал.
Ледяная принцесса, жена его старого товарища, точно была хорошо знакома со светловолосой девицей, которая на выставке смотрелась менее уместно, чем мокрая мышь.
Уже в зале «нового сентиментализма» — владельцы галереи свихнулись, ибо такого направления попросту не существовало — Везувий обнаружил одну из самых прискорбных вещей в своей сорокалетней жизни.
Пухленькая и темноокая Помпон не стеснялась своего голоса и дарила его окружающим с гордостью, с которой мифические банши возвращаются с ночной охоты на мужчин.
Везувию приходилось прерывать собственные остроумные тирады и замирать посреди светских бесед, чтобы вслушиваться в её смех, лопающийся салютами в другой комнате, и в её нахрапистый говор, скользящий по его нервным окончаниям пилой дантиста.
После инцидента в Шотландии Диана Фрезь посуровела и её вступительное слово напоминало серию безжалостных приказов. Вез не удивлялся, что окружающие были в восторге от художницы. Люди в основном любят кого-то слушаться.
За плечом хозяйки галереи маячил её муженёк, который принялся развлекать гостей шутками после аплодисментов.
Не дай Бог, когда-нибудь попасться как Фрезь.
Старый знакомый Везувия, финансист Николай Фрезь не скрывал умопомрачительной влюблённости в свою жену, и новообразованная пара даже на людях была невыносима.
Вез чувствовал, как у него начинается диабет, лишь после взгляда в их сторону. Диана с восхищением смотрела на супруга, даже после того, что с ним приключилось в Шотландии.
Жуть.
От Помпона стоило держаться подальше. Везувий даже повторил это мысленно… ну, может, раза три. Он благополучно забыл о её существовании и наслаждался беседой с Фрезем и грузинским художником, но тут…
… он развернулся, а Помпон подпирала стенку другого зала в одиночестве.
И что-то в её неотёсанной позе и смехотворном образе соблазнительницы выдавало грусть.
Шагать Везувий начал до того, как что-либо обдумал, а потом златоволосая Помпон — уже, естественно, без своей трёхкопеечной шапки — подняла на него голову.