— Х...чила.
— Ой, грубиян. За невестой пришел?
— Ну.
— А спросить гордость не позволяет? Убивать
зачем? Грех.
— Упыря не грех. Дело богоугодное, — буркнул
Ванька, кося глазами в поисках чего бы потяжелей.
— Где сказано? — удивился Бучила.
— Я в богословии наторел, Святое Писание изучил.
Нигде про вурдалаков не упомянуто. Наоборот, писано — все
дети божии. Вот и я дите.
— Отец Иона другое говорит.
— Пророк-то ваш доморощенный? У него язык —
помело. Имел с ним беседу, доводы приводил, примеры
исторические, Евангелие цитировал — как об стенку горох.
Фанатик.
— Иона отговаривал тебя убивать.
— Большого ума человек!
— Я не послушал.
— И здорово преуспел?
— Преуспею ишшо, — Ванька глянул с вызовом.
— Чего уставился? Давай пей кровушку. Твоя взяла.
— Не хочу, — признался Бучила. — Спасибочки,
сыт. Не надо делать из меня чудище.
— А кто же ты есть?
— Вполне разумное, легко ранимое существо. На тебя
обиду не затаил, молодой ты, а может и просто
дурак. Был бы умным, гостем зашел, поговорить да чашу
хмельную распить, Марьюшку свою бы забрал.
— А ты бы и отдал? — насторожился
Ванька.
— Смотря как попросить, — хитро прищурился Рух.
— Никак живая она? — вскинулся женишок.
— Живая. Ты ведь всех моих жен посмотрел, —
уличил Бучила.
— Отдай невесту, Заступа, Христом Богом прошу, —
Ванька бухнулся на колени и пополз к упырю. Уголек
надежды разгорелся жарким огнем. — Все для тебя сделаю.
— Ну буде, буде, — Рух отстранился. — Мне
много не надо, мы люди негордые. Пойдешь туда,
не знаю куда, принесешь то, не знаю что,
и невеста твоя. Плевое дело.
— Заступа-батюшка... — поперхнулся жених.
— Ну сшутковал, сшутковал, — не стал терзать
парня Рух, и серьезно спросил: — Любишь ее?
— Пуще жизни, батюшка, — Ванька клятвенно
перекрестился, втайне надеясь, что при виде крестного знаменья
сдохнет адская тварь.
— Понятно, без любви сюда б не пришел.
Ну так забирай, для хорошего человека бабы
не жалко, — Рух повысил голос. — Марья! Подь-ка
сюда!
Ванька часто, с присвистом задышал. Из темнотищи
медленно выплыла белая, похожая на призрак тень. Марьюшка
ненаглядная. Живая! Бледная, осунувшаяся, с растрепанными
волосами и робкой, печальной улыбкой.
— Родненькая! — Ванька бросился невесте
на шею.
— Тихо-тихо, — остановил Бучила. — Эко прыткий
какой. Бабу будем делить. Ты к себе зови,
я к себе кликать начну, к кому пойдет, того
и жена.