Один короткий разговор по телефону. После него — встреча в адвокатском бюро. Несколько часов. Допоздна.
Бумаги и фотографии.
Еще больше бумаг.
Снова фотографии.
Три кофе подряд и две пары уставших глаз.
Не знаю, на что надеялась. Наверное, на чудо. Очень хотелось верить, что со временем чужие лживые показания стали не такими ядовитыми, а на фальшивых фото вдруг окажусь не я, а другая женщина.
Это были уже знакомые круги ада. Без особых надежд на быструю победу. Но с верой, что добиться нужного решения все же можно.
— Если докажем, что компромат — фальшивка, то можно будет потребовать лишения родительских прав. Бывший муж больше никогда не заберет у вас сына.
Мой адвокат снял очки. Потер покрасневшие глаза. И отложил, наконец, документы на край стола.
— В прошлый раз мы не стали рисковать... но ситуация изменилась. Тогда сын был со мной. Теперь нет.
Я откинулась на спинку кресла. Прикасаться к бумагам больше не хотелось. От всех этих проплаченных доносов соседей и шедевров фотошопа уже тошнило.
— Да, изменилась... — Взгляд, который направил на меня собеседник, я уже знала. Ничего хорошего это не предвещало. — Я считаю, что бороться можно и нужно. Рано или поздно суд вынесет правильное решение. Вот только...
Не договорив, он вздохнул.
— И что же «только»? — Уже догадывалась, но хотела все же услышать ответ.
— Мне жаль, но даже по решению суда вернуть ребенка из другой страны будет непросто. На это могут уйти месяцы. А если отец потребует пересмотра дела по своей юрисдикции, кроме времени понадобится еще и состояние.
Было плохо после разговора со Славой. Но сейчас стало еще хуже.
Вместе с этими «месяцами» тело покинули и остатки сил. Не хотелось верить, что это реальность. В голове все еще не укладывалось, что вместо нового учебного года в дорогой английской школе впереди долгий суд и борьба за возвращение сына.
Прежняя жизнь и так не радовала яркими красками, но сейчас даже эти краски потускнели.
Будто почувствовав, что клиент дальше не вытянет, адвокат не стал больше ни о чем рассказывать. Словно давний друг, помог подняться. Прошел со мной до лифта. Помолчал на прощание. Тоскливо. Горько.
А потом, словно судьбе все еще было мало, раздался звонок.
— Мама, это я!
Я чуть не упала, услышав в телефоне тревожный голос сына.
— В этой школе запрещено пользоваться мобильными, но я украл у училки ее трубку.