Воздух вокруг существа подёрнулся рябью. От неё исходила такая
волна силы, что даже глиняный скорпикоз за барьером серой зоны
начал бесноваться, пытался растянуть плёнку.
— Где мои девочки? — голос твари звучал, как скрежет металла по
стеклу.
— Простите, а вы кто? — сдержал улыбку, хотя в горле запершило
от густого дыма.
Перевёртыш застыла с открытым ртом. Её брови, похожие на чёрные
полоски туши, медленно поползли вверх. В карамельных глазах без
зрачков мелькнуло замешательство.
— Ты не знаешь меня? — писк, вырвавшийся из горла существа,
больше напоминал скрип несмазанных петель.
— Нет, — пожал плечами, стараясь держаться непринуждённо.
Воздух вокруг твари снова задрожал. Её тело начало меняться.
Чёрная шерсть втягивалась под кожу, клыки уменьшались, а щупальца
сжимались, превращаясь в обычные пальцы. Через несколько мгновений
передо мной стояла женщина лет сорока.
Узкие глаза, но не такие раскосые, как у монголов или джунгар.
Загорелая кожа отливала бронзой в лунном свете. Тёмные зрачки
смотрели с хищным прищуром, а чёрные волосы струились до пояса, как
шёлк.
Длинное синее платье до самой земли колыхалось, хотя ветра не
было. Обувь, похожая на сплетённую из соломы, казалась неуместной
для такого наряда.
— Я, — выпятила она свою отсутствующую грудь, — мать!
— По-нят-но, — растянул слова, чувствуя, как внутри разливается
холодное веселье. — А кого?
Нужно было видеть её лицо. Второй раз за несколько минут она
впала в ступор. На точёных чертах застыло выражение полнейшего
недоумения. Уж не знаю, чего ожидала. Может, что я от её истинного
облика в панику впаду или что её человеческая форма произведёт на
меня неизгладимое впечатление.
— Ты! — зашипела тварь, и в этом звуке смешались ярость и
растерянность.
В воздухе снова заклубился дым, принимая очертания человеческой
фигуры. Из тумана проступил Николай — связанный, стоящий на
коленях. Его лицо покрывали свежие ссадины, а в глазах застыла
мутная поволока боли.
Сука небрежно толкнула парня ногой. Тёркин полетел, словно
тряпичная кукла. Удар о дерево вышел такой силы, что даже ствол
треснул. Хруст, с которым его тело встретилось с корой, не оставлял
сомнений: ему охренеть как больно.
— Зря, — посмотрел ей в глаза, чувствуя, что внутри закипает
холодная ярость. — Очень зря...
— Мальчишка, лучше верни моих девочек, — мать оскалилась в
улыбке, обнажая идеально ровные зубы. — Я пока сдерживаюсь, но... —
она сделала паузу, словно пробуя на вкус следующие слова. — Могу
тебе устроить отличное представление, когда все твои люди в лесах
сдохнут. А потом ещё и на территории.