– Ну вот и взобралися, – Перхуша надел валенки, уселся рядом с доктором и устало улыбнулся ему. – Поехали?
– Поехали! – почти выкрикнул доктор, нашаривая портсигар и спички в глубоком, шелковом, приятном на ощупь кармане. Это знакомое прикосновение гладкого, уютного шелка сразу успокоило его и дало понять, что самое тяжелое – позади, что этот беспокойный, опасный овраг навсегда остался за спиной.
Платон Ильич закурил папиросу с особым наслаждением человека, отдыхающего после тяжкой работы. Узкое, разгоряченное лицо его дышало теплом.
– Хочешь папиросу? – спросил он Перхушу.
– Благодарствуйте, барин, мы не курим. – Возница поддернул вожжи, лошадки слабо потянули.
– Что так?
– Не привелося, – устало улыбался своей птичьей улыбкой Перхуша. – Водку пью, а табак не курю.
– И молодец! – так же устало рассмеялся доктор, выпуская дым из полных губ.
Лошадки тянули потихоньку, самокат ехал по напрочь занесенной дороге, прокладывая себе путь. Лес кончился вместе с оврагом; впереди, сквозь крутящийся снег слабо виднелось покатое поле с редкими островами кустов и ивняка.
– Притомилися коньки мои. – Перхуша шлепнул варежкой по рогоже. – Ничо, щас вам полегшает.
Дорога стала плавно уходить влево, к счастью, на ней опять показались редкие вешки.
– Щас запруду проедем, а там – прямая дорога через Новай лес, сбиться трудно, – пояснил Перхуша.
– Давай, брат, давай, – подгонял его доктор.
– Малость они передыхнут, да и покатим.
Лошадки потихоньку приходили в себя после мучительного подъема и тянули самокат неспешно. Так протащились версты две, и почти совсем стемнело. Снег валил, ветер стих.
– Вот и запруда. – Перхуша указал кнутиком вперед, и доктору показалось, что впереди большой, занесенный снегом стог сена.
Они подъехали ближе, и стог сена оказался мостом через речку. Самокат стал переезжать его, что-то заскребло по днищу, Перхуша схватился за правило, выравнивая движение, но самокат вдруг стало заносить вправо, он сполз с моста, ткнулся в сугроб и стал.
– Ах, засади-тя… – выдохнул Перхуша.
– Неужели опять лыжа? – пробормотал доктор.
Перхуша спрыгнул, раздался его голос:
– Ну, пади! Па-ди! Па-ди!
Лошади стали послушно пятиться, Перхуша, упираясь в передок самоката, помогал им. Самокат с трудом выехал из сугроба, Перхуша исчез в снежной пелене, но быстро вернулся: