– Приятного аппетита.
Хочется ещё поязвить. Вывести на эмоции, разозлить его. Я не понимаю, чего хочу добиться, он ведь меня переломит в стольких местах, скольких я сама назову. Может у меня суицидальные наклонности? Я надеюсь, что он, покалечив меня, испугается и побежит в больницу. Сама же собиралась вести себя спокойно и просто ждать, когда меня спасут.
Суп оказался чудесным. С Гренками так просто объедение. Я смела всё подчистую и даже готова была если не добавку просить, то тарелку вылизать, но, само собой, позволить себе такого я не могла.
– Вкусно, спасибо, – произношу максимально бесстрастным тоном.
Эрик к тому времени уже разобрался со своей порцией.
– Чай с десертом будешь?
Нет, ни за что! С ума сошёл?! Я не ем такое после…
– Буду.
Проклятье. Почему с ним я говорю не то, что думаю?!
Эрик поднимается совершенно спокойно, без раздражения, хотя обычно мужчинам все эти женские дела в тягость. Ему будто бы даже приятно за мной ухаживать. Блин.
Я всё жду от него какого-то подвоха, доказательства того, что он именно такой: маньяк-похититель. А во мне включается дурацкий Стокгольмский синдром. Это ненормально.
Ставит передо мной заварник, чашку и красивую вазочку с самыми разными печеньками и булочками.
– Я люблю с клубникой, – выдаёт Эрик и берёт одну.
Не хочу признаваться, что я тоже, поэтому хватаю печенье с шоколадной крошкой и молчу. Максимально неловкая обстановка, но я помогать сглаживать не стану.
После еды и горячего чая начинает клонить в сон. Я жую, засыпая, и осознаю, что уже слишком поздно, а утром надо в универ. Надеюсь, я смогу до него добраться.
Я поднимаюсь, почти одновременно с Эриком. Но стоит мне сделать только шаг к выходу, как он выдаёт.
– Я не понял. А ты куда это?
– Спать, – бросаю раздражённо.
– Замечательно, – фыркает он. – А посуду кто мыть будет, м?
– Хочешь, чтобы я это сделала?!
– Естественно. Или думаешь, что всё буду делать я? – Эрик с издёвкой ухмыляется.
Вот ты и попался, мистер тиран!
Борясь с желанием швырнуть эти тарелки в его голову, сгребаю посуду со стола и с грохотом бросаю её в раковину. Мне плевать, разобьётся ли она.
– Тише будь, – Эрик делает шаг ко мне. – В женщине вообще ценится послушание и кротость.
Блин, вот я же отлично понимаю, что Эрик так не считает, а говорит потому что видит, как меня это бесит. Но всё равно ведусь!