– Митти! Что на тебя нашло? — я наконец сообразила, что обычно тихая и скромная служанка как-то слишком разошлась.
– Что, правда глаза колет? — с вызовом спросила. — Сами-то пигалица еще малолетняя, а ко мне со снисхождением вечно каким-то!
Правда глаза колет… Правда!
– Митти, пила ли ты что-нибудь с утра? — выпалила я, холодея от своей догадки.
– Совсем я что ли, по-вашему, непутящая? Чтобы с утра заливать как портовый грузчик? Скажите еще, в кабак бегала.
– Нет, не в кабак, — я соскочила с кровати, — чай, морс, воду?
– Ишь, заботливая какая, чай я пила, да, — служанка смягчилась, — извините, лишнего я на вас что-то завелась, сама не пойму, что нашло такого, мизи. Не серчайте. Но картины ваши все же отвратные.
Значит, действует моя водица! Легкомысленно порадовалась и побежала готовиться дальше, тем более меня уже пришли наряжать. Августина всегда отличалась правдивым и крутым нравом, так что особой разницы в ее поведении я не заметила, поэтому вскоре даже забыла о своем ночном колдовстве. Тем более, что и сама не особенно верила, что оно не выветрится хотя бы до обеда. Не такой я еще сильный и опытный маг. Повеселилась и будет.
Наш бальный зал сиял сегодня особенным великолепием. Тысячи свечей заполняли ровным светом огромное пространство, и сумрак, который уже начал сгущаться за высоким панорамным окном, казался чуть ли не ночной тьмой. Столики были расставлены у стен, освобождая место для танцев и разговоров. Музыканты выводили что-то прекрасное, расположившись на невысоком подиуме напротив окна.
Я вошла последней, как и положено украшению праздника. И с порога меня огорошили фразой:
– Ох, хороша девчоночка! Чисто пирожное, хоть сразу десертную ложку доставай!
Повертев головой, я увидела говорящего. Крылатый-пернатый зануда Огни! Какая ему сдоба, он же за режим и диету!
– Да твой черпак о такую погнется! Не твоего полета лебедушка!
Да это же…Вольфганг Метте, драконий графинчик. Стоит, сжимает бокал в своих словно вырубленных из куска дерева пальцах, смотрит на меня, отвесив свою гранитную челюсть.
– Сегодня все какие-то странные, — сзади подошел папа, промакивая лоб белоснежным платком, — нервничают от значимости события, вероятно, несут не пойми что.
А заварушка только начиналась.
– Может, вы еще и битву на своих ложках устроите? — подал голос третий соперник, капризного вида маркиз Делефель. Его острые уши нацелились в потолок, кончики побледнели, должно быть от гнева.