- Ясно, - вздохнул я, поняв, какой здесь диагноз. – Тебя бросил мальчик, да, девочка?
- Прямо сейчас он делает предложение другой, - полился новый ручей слёз и разразилась очередная волна с утиранием соплей рукавом. – Какой-то проституточной Элле. А не мне – Марусе.
- Марусе? – хохотнул я, не сдержавшись. – Ты серьёзно себя Марусей называешь?
- Угу, - быстро-быстро закивала Олеговна, явно сдерживая всхлипывания, что сотрясали ее узкие плечи.
Внезапно, она прикрыла рот ладонью, вскочила на ноги и, подворачивая их на высоких каблуках, метнулась к одной из белых дверей. Свет она там не включила, но я по звукам понял, что угодила она лицом в унитаз, в который прямо сейчас летело всё то, что она с горя выжрала.
- Куда я лезу? Идиота кусок! – выругался я себе под нос. Снял куртку, ботинки и пошёл к училке, предварительно включив свет в сортире.
Стоя на коленях перед унитазом, Олеговна выворачивала в него душу, вместе с тем успевая громко плакать между приступами рвоты. Не глядя, она выкинула руку в сторону и протянула мне очки. С облегчением выдохнул, увидев, что линзы их не были наполнены закуской, и отложил их на край раковины. Там же с полочки взял заколку для волос и кое-как собрал ею густые волосы на макушке.
- Спасибо, - выдохнула Олеговна едва слышно. – А вам разве не противно?
- Ты блюешь в разинутую пасть унитаза, а не в мою. Можешь продолжать.
- Спасибо, - выронила она хрипло и снова плеснула содержимым своего желудка в унитаз. – Я же не ела огурцы! – возмутилась вдруг громко Олеговна и потянула руку, чтобы ковырнуть то, что из нее вылетело.
- Ты еще обратно этим закуси, - одёрнул я ее руку и помог встать болтающемуся на каблуках туловищу. Нажал кнопку слива унитаза. Подвел училку к раковине, включил холодную воду и как щенка буквально ткнул ее лицом в раковину. – Умойся.
- Холодная! – брыкалась Олеговна.
- Отрезвляющая.
Одной рукой удерживая ее за затылок, второй я плескал ей в лицо холодной водой, то и дело прерывая вой брошенной собаки, что раздавался изо рта Олеговны. Закончив с умыванием, не глядя, приложил к ее лицу первое попавшееся под руку полотенце, от души потёр и только после этого помог Олеговне выпрямиться, чтобы посмотреть на ее лицо.
- Матерь божья, - неосознанно дернулся я, поняв, что превратил училку в панду.