Поскольку организм состоит из живых частей – подчинённых индивидуальностей – во взаимоотношениях между ними возникают ещё вопросы: 1) насколько типичный общий ход морфопроцесса в целом совмещается с длительным существованием всех входящих в него частных морфопроцессов, и в какой мере, наоборот, он может протекать лишь при условии постоянного уничтожения отдельных частей и прекращения отдельных морфопроцессов? 2) насколько все части участвуют в создании условий, необходимых для существования каждой, и насколько условия, представляемые в целом организме каждой из частей, обеспечивают ее существование? Что касается второго вопроса, такого рода экономические отношения давным-давно расклассифицированы как мутуализм, безразличный симбиоз и паразитизм, но обычно эти термины прилагаются лишь к слабо выраженным формам индивидуальности; нет, однако, оснований не применять их также и к наиболее индивидуализированным системам, до организма Metazoon'a включительно. Как ни велика степень взаимной зависимости частей, степень взаимности может быть различна, и в общем терминальном морфопроцессе многоклеточного животного многие частные морфопроцессы приходят к своему концу много раньше, чем другие, и сохранение, нормальное развитие остальных, и построение цикла немыслимо без их гибели (эритроциты, эпидермис, пилидий, гистолиз насекомых). Здесь одни части создают условия, необходимые для существования других, другие же создают условия, необходимые для гибели первых. Поэтому ещё раз подчеркну бессмысленность экономических возражений против органической теории лишайника. В природе всякий организм есть полумутуалистическое, полупаразитическое сожительство, жизнь целого всегда отчасти основана на борьбе и гибели частей, мир весь «лежит во зле». Во взаимоотношении частей мы ставим вопрос о степени взаимности между ними; и здесь могут быть степени самые различные; я уже приводил пример Hydra viridis, с одной стороны, другую сторону представляет Oligochoerus viridis, переваривающий своих зоохлорелл, или «кристаллоиды» Mesostomum, поедающие своего хозяина. Но возможен и другой вопрос о взаимности между частями и целым, и этот вопрос не равнозначен предыдущему. Целое, состоящее из мёртвых частей, непрерывно тратит их и получает извне; они выкидываются из организации. Целое, состоящее из живых частей, может поступать также, обладать непосредственной динамичностью или непосредственным обменом: /это/ муравейник, получающий извне самок и рабов, воинская часть в бою или школа; но оно может, однако, также непрерывно выбрасывая из себя свои живые части, заменять их, не черпая извне, а благодаря существующего внутри него приспособления для их формирования – так происходит смена частей в человеческом или пчелином обществе, смена эритроцитов, смена полипидов в колонии мшанок и т. п. И, наконец, мыслимо сохранение целого без смены живых частей, динамичность формы заключается лишь в обмене мёртвых молекул внутри частей низшего порядка, все живые единицы и все частные морфопроцессы. длятся все время, пока длится жизнь целого; так обстоит дело с очень многими элементами в теле животных. Я говорю, что эта точка зрения не совпадает с точкой зрения взаимности частей потому, что человеческое общество можно было бы себе представить вполне мутуалистическим, деятельность каждого была бы направлена на благо всех; и, тем не менее, по взаимоотношению частей и целого оно сохраняет один из наименее совершенных типов организации, так как типичное строение целого основано на смешанно-терминальных морфопроцессах, то есть на гибели и смене живых частей.