На следующий день коллега навестил Глеба.
Там было тихо и светло. И Глеб уже не выглядел таким усталым. Великий Птицелов, не обращая ни на кого внимания, сидел на лавке (навещавший, с присущей натуралисту наблюдательностью, отметил, что она намертво привинчена к полу) и рассматривал потрепанную карту Приморья, негромко бормоча названия рек, ручьев, перевалов и населенных пунктов, через которые проходила полузатертая красная линия к тому месту, где в ожидании Глеба пел синий каменный дрозд.
За окном затрещал мотоцикл, а потом из кондиционера повеяло легким дымком далекого степного костра. Я приоткрыл дверь и выглянул наружу. Мой августовский отдых в Египте длился уже полторы недели, но я никак не мог привыкнуть к жаре. В комнате из-за кондиционера было всегда прохладно, а, выйдя наружу, я в который раз был ошеломлен сухим зноем.
Солнце только что зашло за горизонт. На западе, на фоне огненного неба, чернел горный хребет. По олеандровой аллее нашего пансионата шел египтянин с ранцем за спиной. Гибкий шланг соединял ранец с длинной металлической трубой. Египтянин держал трубу наперевес, как носят крупнокалиберный пулемет коммандос в боевиках. Из ранца слышались звуки мотоциклетных выхлопов, а из трубы валили плотные клубы ароматного кизячного дыма.
Египтянин совал дуло этого дымокура в каждый куст (вот бы порадовался Фрейд!) утихомиривая, таким образом, несуществующих комаров (откуда им взяться, если с одной стороны пансионата – пустыня Сахара, а с другой – Красное море).
Я думаю, что такие ежевечерние прогулки служащего пансионата, провоцирующие психоаналитические размышления, имели одну цель – лишний раз подчеркнуть заботу, которую проявляла администрация “Жасмина” о своих клиентах.
Я вернулся в прохладный номер. Кондиционер приглушенно гудел, а на экране невыключенного телевизора мельтешили знакомые по Москве кадры рекламы. Только почему-то чистокровные американцы разговаривали не по-русски, а по-арабски.
Время ужина еще не наступило. Я повалялся на прохладных простынях, несколько раз прогнал все программы телевещания и, не найдя ничего интересного в исламском мире (телевизор принимал только Египет да еще, по-моему, Саудовскую Аравию), достал свой чемодан и стал с удовольствием рассматривать добытые за время отдыха трофеи. Я разложил на столе все собранные мною раковины ракушек и улиток, веточки кораллов, иглы морских ежей и стал перебирать это богатство, предназначенное для зоологического музея родного биофака, вспоминая, как я добыл каждый экземпляр и почему, собственно, я здесь занялся коллекционированием.