– И чего? – снова повторил хриплый.
– А чего… Взял и пошел.
Негромкий, сдерживаемый хохот заглушил осеннюю капель.
– Видел я их, – вступил в разговор новый участник. – Не простые ребята, вроде как армейские, но вооружены куда как получше, а самое главное – при собственном «летуне». Они на дозаправке были. Спецчасть какая-то, поди, еще специальнее нас…
– Рисковые парни, – заметил хриплый. – В такое время на экраноплане близ линии фронта ошиваться… Спешили, видно, очень спешили.
– Когда мы на перекрестке застряли, я там парой слов перекинулся с местными, из дорожной полиции, франкский хорошо понимаю. Они сказали, на рассвете нелюдь какой-то «пузырь» свалила. Выскочил едва ли не из-за угла «визгун», низко так, едва ли не по верхушкам деревьев, и отработал всеми ракетами, сколько у него их там, прямо по фюзеляжу. И все.
– Мир праху… – негромко произнес хриплый голос. – А дай-ка, брат, еще цигарку, про запас, коли не жалко.
– Жалко и не дам, – немедленно откликнулся хозяин дорогих сигарет.
– Отож жмот! – с чувством, но беззлобно сообщил неудачливый курильщик.
Разговор утих.
Влажность росла, теперь каждая задетая ветка роняла крупные капли влаги, щелкающие по каскам и брезенту. Поднялся легкий ветерок, он гулял между рощицами, поднимая опавшую листву мелкими смерчами, стряхивая с деревьев маленькие водопады. Один такой попал на кусок брезента, прикрывающий импровизированный КП комбата, пробежал меж складок, собрался в струйку холодной воды, прицельно пролившейся Зимникову за воротник. Майор беззлобно выругался, повел плечами, словно выгоняя забравшегося под одежду комара, снова взглянул на часы. Шестнадцать часов, двадцать девять минут. Длинная, тонкая, словно паутинка, секундная стрелка черным штрихом добежала до «12», отмеряя ровно половину пятого.
И вдали, далеко из-за холмов, простирающихся по ту сторону моста, послышался знакомый звук, привычный и одновременно ненавистный – басовитый шелест, словно провели по шелку огромной ладонью. Звук нарастал, перекатываясь, словно ему было тесно между серым небом и мокрой землей.
Артобстрел.
В голове Петра Захаровича успели промелькнуть две мысли.
Первая: «Уважают, черти, не какими-нибудь хлопушками долбят, все по-взрослому».
Вторая: «Все-таки тяжелые стволы…»
И первые снаряды обрушились на позиции батальона.