– Гил… Неужели нельзя… Неужели ничего нельзя?.. – Младший не закончил. Его губы скорбно поджались, уголки рта опустились, окаймив подбородок глубокими морщинами. Гилберт вновь вздрогнул, на этот раз от укола жалости – таким же был Джимми давным-давно, когда отец собирался привить младшему отпрыску понятие дисциплины специальным тростниковым стеком.
Старший брат склонился к младшему и положил руку ему на плечо, как много лет назад, стараясь передать ему хоть каплю утешения.
– Нет, дружище, ничего нельзя сделать. Мы открыли дорогу Левиафану, но некому убить чудовище из моря. И теперь нам придется пройти этот путь до самого конца, бок о бок с дьяволом. Что бы ни ждало нас в конце.
Если вражеский самолет и был разведчиком, то скверным – враг молотил по площади, без особой системы, вразнобой, по два-три снаряда в залпе. Это было неприятно, но терпимо, насколько вообще может быть терпимым пребывание под огнем тяжелой артиллерии, пусть и нескоординированным. «БАММММ!» – и словно гигантский кулак ударял в землю, вздымая вверх комья сырой земли и смерчи грязной опавшей листвы. Рассредоточенный и более-менее окопавшийся батальон пока обходился без «кровавых» потерь.
«Палите, палите, – даже с некоторым злорадством подумал Зимников. – Закидывайте мусором наш летний камуфляж».
Майор немедленно устыдился таких нездоровых мыслей – как многие военные, он был суеверен и верил в то, что неприятности можно накликать. Но обстрел затихал. Еще один залп, и еще. Два снаряда, еще два, одиночный разрыв далеко в стороне, так что даже не видно. Долгая пауза и еще один гулкий взрыв.
Все.
– Перекличка! – скомандовал Зимников по коротковолновой рации, отсчитав пять минут. – Отчет о потерях и не высовываться.
Он покосился на давешнего кондуктора, про которого почти успел забыть. Усач был придан батальону для связи с ближайшим гирополком, по крайней мере с тем, что от того полка осталось. Предположительно он мог даже вызвать авиаподдержку, но Зимников уже четко уяснил расклад сил в воздухе и не питал пустых надежд. Не прилетел бы противник – уже хорошо. Воздушный связист забился в угол окопа и смотрел на майора огромными, округлившимися от ужаса глазами.
«Экий ваш воздухоплавательный брат чувствительный, – подумал майор с определенным злорадством, – не привыкли к сухопутным забавам, бросать бомбы с высоты, конечно, приятнее и легче».