Притомившиеся гости дальней дорогой и за сытный стол – это для них блаженство и упоение. Пили и ели со зверским аппетитом, пили и чай, меж тем и вели беседу. Говорили о былой жизни на зоне, о казусах и перипетиях человеческих судьбах, оказавшихся за колючей проволокой, вспоминали и о побегах зэков, и кому удалось сбежать, а кого настигла кара.
Захмелев и расчувствовавшись, спели куплет из блатной лагерной песни «Мурка»:
Ночью было тихо, только ветер свищет,
А в малине собрался совет,
Все они бандиты, воры, хулиганы,
Выбирают свой авторитет…
Слова песни и воспоминания тронули нервы, и Гребнев не выдержал. Поддев на вилку очередной кусочек малосольного хариуса, произнёс:
– Ай, хватит о былом. Расскажи лучше, чем сам живёшь-промышляешь, ведь не зря звал.
– Хочется думать не зря, – подтвердил Хрусталёв. Налил всем по четверть стакана водки, поднял свой стакан и призвал чокнуться:
– Мужики, дел интересных в этих краях столько, что двух жизней не хватит их разгрести, только мудро и толково порешать всё надо, зря голову, куда не след, толкать не нужно и всё будет чики-пики. Выпьем же за нас!
Дружно сдвинули стаканы и опорожнили. Уже не первые дозы спиртного ударили в голову, все расслабились и, сытно отобедав, вышли на улицу освежиться. Закурили.
Гребнев затянулся глубоко, медленно выпустил дым папиросы изо рта и поинтересовался:
– Какие ж виды имеются?
– Видов, Боря, море. Как там, у Маяковского: все работы хороши, выбирай на вкус.
– И всё же?
– Поясняю: много одиночек-старателей шастают по тайге, роют закапушки, втихую золотишко моют. Дела творят незаконные, потому как на золотоносных ручьях, прячась от властей, копошатся. Легавые за имя охотятся, но от случая к случаю, не жить же им в лесах постоянно, где ж обозреть просторы таёжные.
– И?.. – Гребнев пристально взглянул на Хрусталёва, подталкивая говорить дальше.
– И тут поле непаханое – самим таким же делом заняться. Риск есть, но мы ж не лохи.
– Рой и бойся, загребут и… – заметил Груздев, хотя сказал так ради услышать что-либо убедительное и вселить уверенность в себя и Гребнева в успехе предложений Хрусталёва.
– Если в барабане пусто, – Захар пальцем постучал по своей голове, – то загребут. А мы народ битый, главное, чтоб нас алчба не давила, сами знаете, жадность фраеров всегда губит. Но есть и одно но.