Но мы коснемся размышлений М.В. Зызыкина о личности императора Николая I. Мы уже познакомились с тем, что рассказал о детстве будущего поистине великого государя России его знаменитый биограф Н.Д. Шильдер. Исследования Зызыкина значительно дополняют и расширяют это повествование: «Он не знал раздвоения личности, он не имел друзей в виде республиканца флорентинца Пиаттоли, просидевшего 8 лет в тюрьме у Габсбургов, или польского масона Чарторыжского, – писал о Николае Павловиче профессор Зызыкин: – Николая воспитывала его мать, Мария Федоровна, женщина достойнейшая… Заметим, что воспитывала она будущего Государя в Державном стиле. Поэтому неудивительно, что Шторх, преподаватель Великого Князя, в записке, поданной в 1810 году Императрице Марии Федоровне о необходимости начать Николаю Павловичу курс, обнимающий собою все политические науки, в их общей связи и взаимодействии, говорит о Великом Князе, как о лице, которое когда-то будет нами управлять».
Да, Николай Павлович в детстве очень любил играть и в оловянных солдатиков, и в другие военные игры.
Но настал час, когда ему выпала доля начать свое царствование не с игр в солдатики, а с принятия важнейших, судьбоносных для страны решений, настал час, когда ему довелось встать на защиту России и русской государственности.
«14-го числа я буду государь или мертв!..»
Цесаревичу шел восьмой год, когда его воспитателем, как уже упоминалось, был назначен Василий Андреевич Жуковский. Это случилось в 1825 году, ознаменовано бунтом на Сенатской площади. По этому поводу Василий Андреевич писал своей племяннице Авдотье Елагиной в декабре 1825 года:
«Милая Дуняша, у нас все спокойно теперь. Но мы видели день ужасный, о котором вспомнить без содрогания невозможно. Но это – дело Промысла… Он показал России, что на троне ее – Государь с сильным духом… Теперь будущее исполнено надеждой…»
События 14 декабря 1825 года, события, которые с особой остротой отложились в памяти не только у него, но и его воспитанника Александра, в те дни превратившегося в наследника престола.
На всю жизнь осталось у цесаревича Александра, тогда еще семилетнего мальчишки, тягостное воспоминание о страшном дне 14 декабря 1825 года. Конечно, тогда ему не говорили всю правду о том, что произошло, и не рассказывали о той смертельной опасности, которая нависла над всей его семьей, над отцом, долженствовавшим вступить на престол, над матерью, над сестрами – шестилетней Марией, трехлетней Ольгой и полугодовалой Александрой. Всех их декабристы приговорили к казни через повешение, причем циничный Пестель предлагал ради «экономии» повесить их на «экономической виселице», чертежи которой сохранились. Рационализация Пестеля заключалась в следующем. На высокой мачте корабля он предлагал повесить императора, затем к его ногам привязать веревки, на которых повесить императрицу и наследника престола, а уже привязав к их ногам, повесить шестилетнюю Марию, трехлетнюю Ольгу и полугодовалую Александру. Этот жестокий циник и лицемер, увидев виселицу, для него предназначенную, воскликнул: «Ужели мы не заслужили лучшей смерти?.. Можно бы было нас и расстрелять». А семью императора предлагал повесить!