[3]
Очнулся в помещении: подо мной – мягкий топчан, вокруг – полумрак, из звуков только тишина и мягкая дрожь поленьев в топке. «Где я?» Лежал, не двигаясь и почти не дыша. Тело ныло. Лицо разбито, саднит. «Надеюсь, ничего не сломали».
– Не бойся, не сломали!
От неожиданности я вздрогнул и ощутил капли холодного пота на спине. Со стула в углу комнаты поднялась фигура, её лицо прятала темнота.
– Садись, лечить буду, – услышал я спокойный шамкающий голос. Бабка скрылась в проходе на кухню. Самообладание медленно возвращалось, но неизвестность пугала.
Через несколько минут бабка вернулась и протянула мне большую кружку. Из кружки шёл пар.
– Что это? – Проскочила мысль, что ведьма яду в питьё насыпала.
– Не отрава это. Травки разные, волшебные. Сама собирала. Вмиг на ноги поставят.
«Мысли мои читает, что ли?»
Осторожно глотнул – тепло разлилось по груди, запах трав вернул меня в радость и беззаботность детского лета.
– Ну, давай знакомиться.
– Я Никита, шёл никого не трогал, тут выскочили…
– Нельзя это место портить, Игорь.
И я испугался по-настоящему. «Откуда она знает моё имя?» Мысли закружились, я будто падал с огромной высоты, медленно и долго, как во сне.
– Тут ведь дом. Он – мост, он – связь. Разрушишь – и ребятки мои пропадут. За тыщу лет не научились, как ужиться.
«Совсем у бабули крыша поехала». Я швыркал чаем и кивал, а мозг искал варианты, как объяснить дяде, что с заданием я не справился.
– Пошто с окаянными связался?
Я поперхнулся.
– Пошто дом хотел сжечь? – старуха говорила ровным сухим голосом, её лицо было абсолютно спокойным.
– Мама у меня… больная очень. И никого у неё нет кроме меня, – я опустил голову и врал на ходу, всё же допуская, что ведьма умеет читать мысли, – в Москву везти надо, на операцию, а денег нет. Вот и…
– Помрёт твоя мамка скоро. Не болеет, но помрёт, судьба у неё такая. И тебе недолго осталось, если не бросишь разбойничать.
Внутри меня всё похолодело, и даже горячий травяной чай не мог согреть сжавшиеся в комок внутренности.
– Хороший ты парень, Игорь. А дядька твой – бандит. Покажу тебе кое-что. Не хочу, но так нужно. Вставай.
Я осторожно поднялся и не сразу понял: не больно. Вышли на кухню, и мой взгляд, привыкший к полумраку, наткнулся на сидящего на табурете мужчину с нерусским лицом.
– Это Акчура. Погорячились они с Томашем, ты уж их извини. Он отведёт.