Приехали в часть. Меня встречает наш врач: «Ну что, возвращать тебя в госпиталь я не буду. Я догадывался, что ты так и поступишь. Не первый раз… Но смотри – двадцать один день никакого алкоголя!». Я говорю: «Как? Двадцать один день? У – у–у…». Он: «Я тебе сказал: двадцать один день, значит двадцать один день! У тебя контузия. Ты хочешь, чтобы у тебя мозги завернулись? Тогда возвращайся в госпиталь». Говорю: «Нет, остаюсь. Ухожу в сухой закон». Он: «Молодец. Но я тебя буду контролировать!». Хороший у нас был врач, Женей звали.
Почти сразу после этого разговора у нас начался бой. «Духи» ночью пошли на прорыв. Одного нашего бойца сильно посекло – руки, ноги… Дырявый весь. Женя ему массаж сердца делал. А потом (это было на моих глазах, я как раз привёз ещё одного раненого), он берёт, вскрывает парню грудную клетку и делает ему прямой массаж сердца! Боец ожил, вроде всё нормально. Но через некоторое время от кровопотери всё-таки скончался. Жене говорят: «Зачем ты это сделал? Ты же видел, что он умирает». Он ответил: «Я врач! И если у меня есть хотя бы один шанс из тысячи, я его обязательно использую».
Такие медики, как Женя, многих бойцов спасли своим героическим отношением к профессии. Человек работал на самоликвидацию. Никогда не прятался, всегда был вместе с наступающими. Он знал, что его место там. В Великую Отечественную войну бывало, что врачи засыпали на ходу. Так у нас то же самое было. Для меня Женя остался как образец военного медика. Человечище!..
За Первую чеченскую кампанию в отпуск мне удалось выбраться только один раз. Мне, как и многим офицерам, денег тогда не платили. Поэтому добирался я до Чукотки семь тысяч километров на перекладных. По дороге, в Новосибирске, ко мне подкатили местные бандиты. Они откуда-то узнали, что я снайпер. Говорят: «Мы знаем, что у тебя нет денег». И предложили завалить доморощенного местного мафиози. Я им ясно ответил: «Нет, ребята, вы обратились не по адресу».
От мамы я скрывал, что в Чечне воюю. Адрес-то у нас был вроде безобидный – «Москва-400». А потом в газетах написали, что «Москва-400» – это Чечня. Мама узнала – и в слёзы… Конечно, нашим родным часто трудно было понять нас, прошедших войну. Уже после Чечни мы поехали в отпуск к одному из наших, к прапорщику. Приехали в Юргу. Сидим, жена его на стол накрыла. Вспоминаем одно, другое. Там ха-ха-ха, тут ха-ха-ха. Жена удивлённо нас спрашивает: «Вы чего, там в цирке были, что ли?». А муж ей на полном серьёзе отвечает: «Ты знаешь, если не смеяться, то можно просто чокнуться». Смеялись над всем. Тому, что на самом деле было очень страшным, потом даёшь такую оценку, что всё превращается в анекдот.