Но в 15-й бригаде я больше числился. Меня постоянно посылали туда, где был нужен снайпер. Командировали в разные места. Сначала забрали в одно из подразделений, которое работало в районе Урузгана. Потом меня долго перетаскивали то туда, то сюда. Точно не могу сказать, почему так было. Может быть, в тот момент в Афганистане была нехватка в снайперах.
Афганистан у меня получился очень затяжной. Я там и срочную отслужил, и на сверхсрочной остался. Меня иногда спрашивали: «Ты почему в Афгане так долго был? Тебе что, там понравилось?». – «Да нет, просто так вышло». Когда после срочной службы я приехал домой, то даже маме не сказал, что я в Афганистане делал. У меня были медаль «За отвагу» и орден Красной Звезды. (Сам я больше ценил медаль «За отвагу». Красную Звезду в армейской среде в шутку называли: «большой октябрятский значок».)
Мама спрашивала: «Ну, что вы там делали?». Я: «Деревья сажали в труднодоступных местах. А как солдат поощрить? Нет же особых подарков. Вот мне и дали медаль с орденом». Короче, изворачивался, как мог, чтобы хоть как-то объяснить маме свои награды.
Когда я после срочной оказался дома, то понял, что на гражданке я не приживусь. Не смогу… Война ведь человека быстро чеканит: если да – то да, а если нет – то нет. Война полуправду не принимает. Особенно это остро ощущаешь, когда из зоны боевых действий попадаешь, как с корабля на бал, в мирную жизнь. Здесь тебе без зазрения совести прямо в лицо врут, и ты ясно понимаешь: то, что важно для тебя, для других – просто какая-то чепуховина.
Решение пришло сразу. Маме я сказал: «Мне надо возвращаться в армию». Она сначала воспротивилась. Потом спрашивает: «Почему?». Говорю: «Я здесь жить не смогу. Меня или посадят, или я сам с собой что-нибудь сделаю». Мама целую ночь думала. Я ещё спал, а она утром подошла тихо, села рядом. Догадалась, наверное, что что-то в Афганистане было не так, как я ей рассказывал. К тому же, видать, она заметила, что ноги у меня побиты осколками. Я проснулся от её прикосновения – она гладила мою ногу, где та особенно сильно была повреждена. Сказала: «Если так надо, значит, езжай. Я не переживу, если тебя посадят…». Я понял, что для неё это было по-настоящему мучительное решение, и очень благодарен ей, что она меня тогда не остановила. Так я вернулся в свою часть на сверхсрочную.