— Ты другого не заслуживаешь, — сквозь зубы цедит он и уходит из комнаты.
Оставляетменя в еще большем непонимании. Близится полночь, а я никак не могу забыть его слова и уснуть. Смахиваю слезы, которые мокрыми дорожками текут по щекам и еще долго лежу в постели без сна, вспоминаю тот день, когда Вадим положил конец нашей дружбе.
Мы тогда вынужденно две недели не виделись. Он тепло попрощался со мной, и я с мамой улетела в Герцлию на отдых. А когда вернулась, в тот же день Вадим пришел ко мне домой, и от прежней теплоты между нами не осталось и следа. Он смотрел на меня спокойно и равнодушно, и говорил таким же тоном, словно решение принял давно и далось оно ему легко. И даже мои слезы ручьем не тронули его. Он не слышал моих просьб объясниться, смотрел так, будто презирает. За что? Это вопрос он оставил без ответа.
До сих пор я теряюсь в догадках, что могло разрушить нашу дружбу за две недели разлуки. И не понимаю, почему Вадим не хочет об этом рассказывать. Одни вопросы, а ответов нет.
Утром я завтракаю с мамой и Виктором Андреевичем. Настроение у него отвратное из-за вчерашней ссоры с сыном, поэтому мы обе молчим, не лезем к нему с разговорами. Когда Вадим спускается на первый этаж, завтрак уже подходит к концу.
— Ты опоздал, — Виктор Андреевич смотрит на него исподлобья тяжелым взглядом, того и гляди - приложил по затылку тяжелой рукой. А Вадим делает вид, что этого не замечает. Берет оставленный прислугой обед и складывает его в школьный рюкзак.
— Ты теперь и завтракать с нами отказываешься? — еще сильнее хмурится Виктор Андреевич, и сам того не замечая, сжимает кулак.
— Я не голоден, — отвечает Вадим и хочет выйти из гостиной, но отец резко встает из-за стола и останавливает его в дверях, сказав:
— Подожди. С Аней поедешь. А вечером мы с тобой поговорим. И о завтраках, и о твоем поганом поведении.
Вадим недоволен, но с отцом не спорит.
А я быстро запихиваю в рот последний кусок вишневого штруделя и иду к Вадиму. Вместе мы выходим из дома и садимся в лощеный Мерседес. За рулем водитель, здоровается с нами, но отвечаю ему только я. Вадим явно пребывает глубоко в своих мыслях.
Машина трогается с места, и я отворачиваюсь к окну, смотрю на знакомые улицы рассеянным взглядом, а думаю только о Вадиме и его демонстративном протесте против женитьбы наших родителей, против моего переезда к нему. Я не могу не думать о нем, потому что не хочу, чтобы мама огорчалась из-за его ссор с отцом, а они могут стать постоянными.