– Вера…
Девочка ахнула и резко отпрянула от мужчины, отворачиваясь, чтобы он не видел ее лица.
А Вера, тем временем, дрожала и всеми силами пыталась подавить румянец на щеках. На щеках? Да она вся пылала! Как успокоиться, как снова овладеть собой?
Спустя недолгую паузу она вновь услышала его голос за спиной:
– Ты… ты так похожа на свою мать.
Странно, но почему-то Вера не почувствовала облегчения. Ей даже стало слегка досадно: она будто разочаровалась в том, что он ее… не признал по-настоящему.
Да, возможно, ей хотелось, чтобы он узнал ее – узнал Веру, ту Веру, прежнюю Веру, а не ребенка. Ах, если бы хоть кто-нибудь, даже этот презренный человек, узнал ее, принял ее, понял, что она – это Вера!
Но она не могла, боялась, не позволяла самой себе признаться в этом желании.
Но уже не могла сдерживать себя.
Чувства захватили ее.
Она хотела, чтобы он перестал принимать ее за Катю. Она не Катя! И ей не нужны эти подлые игры, в которых ловок только он. Все эти хитрости чужды ее натуре! Она не умеет лгать, не умеет играть, как актриса, не умеет манипулировать, не умеет…
«Ты так похожа на свою мать».
А ей так хотелось выкрикнуть: «Да потому что я и есть она! Я Вера! Вера! Я – ВЕРА!»
Но разум ее был сильнее сердца, и здравомыслие все же укротило ее горячность. Она услышала саму себя: «Поверь, будет лучше оставить его в неведении. Но ни к чему его отталкивать теперь».
Вера повернулась к нему, но ничего не сказала. Она ждала.
– Я подвезу тебя домой? – Но этот вопрос прозвучал утвердительно.
Вера кивнула.
Они молчали всю дорогу.
Неловкость разбавляло негромкое радио, которое обычно раздражало Веру, но не в этом случае. И хотя радио позволяло немного отвлечься от гнетущих мыслей, Вера, да и Никита тоже, не могла полностью расслабиться.
Они оба были скованны, как будто им обязательно нужно было о чем-то говорить, но у них не получалось.
Между тем гнев и все ему сопутствующие эмоции понемногу отпускали Веру. Ей больше не хотелось ругаться, спорить, доказывать. Будто она так тщательно рассматривала картину, как вдруг заметила загадочную деталь, без которой смысл произведения был неясен или же воспринимался иначе.
Но теперь она чувствовала тупое отчаяние сдавшегося человека. О да, она сдалась, сдалась тому, кого так сильно презирала и кому так страстно желала отомстить. И на что ее хватило? На маленький, молниеносный скандал посреди проспекта? Она ведь ничего не добилась, не удовлетворилась. В итоге сама попалась в сети, которые плела для жертвы, да еще и покорилась. Замечательно!