, имея в виду частую смену половых партнеров и инцест.
Так они самым провокативным образом нарушают христианские нормы порядка и морали. Отсутствие у них религии, на которое он жалуется также, опять ставит их в отличие от «сарацинов» в положение третьей стороны, ускользающей от какой бы то ни было определенности. Летописцы едины в одном: чужаки «очень сведущи во всех языках». Ни в одном документе не сообщается о каких-либо языковых трудностях или трудностях понимания друг друга. Это странно, потому что цыгане достигли Центральной, Южной и Северной Европы за краткий промежуток времени всего в несколько лет, а в Англию и Скандинавию добрались немногим позже. В Любеке им нужно было говорить на нижненемецком, в Базеле и Берне на алеманском, в Нюрнберге на средневерхненемецком, в Париже на французском и в Болонье на итальянском. Ничего невероятного в этом нет. Тот факт, что они владели множеством языков, подчеркивается постоянно: «Однако они довольно прилично говорят на виндском языке / но наряду с этим еще и другими довольно хорошо / как венгерским / итальянским / и т. п…»[74] Их собственный язык долгое время остается под подозрением. В Германии, Англии и Франции его считают непонятным, искусственным воровским языком, с помощью которого низы общества беспрепятственно могут объясняться[75]. Авентин считает, будто у него есть доказательства, «что они говорят на венедском языке» [Venedica lingua][76]. Этот след, как и другие, приводит в тупик. «Вендский» как более древнее название славянского языка могло указывать на принудительно христианизированные около 1000 г. славянские народы, такие как сорбы, «виндский» – на словенцев, «венетский» – на некую группу диалектов Северной Италии. И совсем уж безбрежной спекуляцией было бы установление связи между ними и античным народом «венетов»[77]. Языковая гамма задержавшейся в Баварии группы цыган включала некий славянский язык, лишь в общих чертах идентифицированный доверителями летописца и ошибочно принятый за их родной. Цыгане могли предъявлять написанные по-латыни охранные грамоты и рекомендательные письма и очевидно – общаться на языке очередной страны. Рассказываемые ими в момент прибытия легенды о происхождении вряд ли могли передаваться без знания языка. Собственный язык рома в качестве средства коммуникации неизвестен. Неизвестен он был долго, а значит, никто вовне сообщества рома не мог на нем говорить или его понимать