Егерь знает о своем деле многое и кое-что любопытное мог бы рассказать. Но даже он убежден, что никогда нельзя знать о лесе всё.
Знакомству с ним я обязан соседу моей тетки, к которой я, первокурсник биофака, приехал на лето в деревню. Она была так мала, что уже через три дня я вдоль и поперек исходил все ее окрестности. Тогда от скуки я признался соседу, что хотел бы изучить особенности обитания местных зверей, и он предложил обратиться к Тимофеичу.
– Это наш егерь. Странный черт! Но хорошо знает леса и егерское дело. Хочешь не хочешь, а он научит тебя стрелять, – усмехнулся он, зная, что я твердо решил не брать в руки ружья.
В нашу первую встречу егерь выглядел уже далеко не молодым, но дерзким и полным сил, со смуглым лицом и глазами цыгана. Борода, которую он любил отпускать, была густая и угольно черная, с пробегающей седой волной. В его дворе я увидел аккуратно развешенные на стене сарая рыболовные сети, на траве – перевернутую вверх дном лодку. Из будки с хриплым лаем беспокойно выскакивал пес рыжего окраса по прозвищу Монгол: глаза, как у хозяина, карего цвета, или, пожалуй, более желудевого.
Небольшое пространство во дворе помимо бани занимали старый коровник и обшитая черным толем избушка. За домом рос яблоневый сад – предмет зависти деревенских, как мне вскоре стало известно. Мир егерского двора, огражденный от внешнего мира, но являвшийся его частью, погружал в ощущение чьего-то загадочного присутствия. Звали егеря Алексей Тимофеевич, но сельчане укоротили его имя до простого – Тимофеич.
С первых минут общения с егерем мне было дано понять, что единственной его страстью был лес. Он хоть и прослыл в деревне своенравным упрямцем, но при всей колкости натуры не терпел одиночества и мечтал найти ученика. Потому предложение ввести меня в мир здешних лесов вызвало у него восторг. Егерь взялся обучить меня всем тонкостям своего мастерства и даже позволил ночевать в его черной избушке, стоявшей во дворе. Она с первого взгляда напомнила мне именно ту, что я воображал, читая в детстве волшебные сказки.
Звери, как считал егерь, живут своей, особенной жизнью, и это увлекало его не меньше, чем астронома захватывает желание постичь жизнь небесных планет. Он мог, сидя на печке, за вечер составить рабочий учёт нор, интуитивно чувствуя, по каким тропам бегают лисы и барсуки. Разумеется, Тимофеич утаивал какое-то число для улова себе, ведь местные и приезжие хорошо скупали у него свежие шкуры, барсучий жир и выделку ондатры.