Среди них было очень много местных офицеров и прапоров. То есть с Одесской и прилегающих к ней областей. Было предостаточно призванных на службу и непосредственно с Болграда. Это значило, что несмотря на непригодность к службе в этих специфических войсках, они будут всеми правдами и неправдами цепляться за последнюю возможность дотянуть до пенсии. А мне предстоит ставить свой автограф, под заключением комиссии, а затем за них отвечать.
На бригаду прислали начмедом подполковника из местных, Болградских, и я передаю дела и должность ему. Сам отправляюсь принимать медицинский батальон. Здесь временно заруливал начальник медицинского снабжения дивизии, из таких же, как и я, оставшихся от старого состава. Капитан Кошель – из краснодарских обрусевших хохлов, тоже был не прочь покомандовать медбатом, вот только кадровики разжевали ему, что ВУС* у него не тот, ну, не имеет права аптекарь командовать докторами, и все тут, несмотря даже на то, что новоиспеченный комдив числился давно у него как бы в друганах.
И тут на батальон прихожу я, тот, кого Одесса не знала и знать не желала, а командир дивизии ставил только потому, что давно знал, как не самого удобного, но за отсутствием более покладистых, вынужден был согласиться. Принимаю должность и приступаю к работе.
Правда, еще через пару дней наступил последний аккорд по завершению раздела дивизии. Штаб и управление дивизии не нашли лучшего места для расставания, как коридор поликлиники медбата. На правах хозяина помещения, и как бывшего сослуживца по штабу, пригласили и меня. Спиртное и холодные закуски накрывали за счет присутствовавших за столом, а на горячее расщедрился командир батальона, то есть я. По уже сложившейся традиции, с одной стороны, слева от входа сели убывающие, а справа – остающиеся.
Долго произносили душещипательные тосты и заверения в вечной любви и дружбе, не смотря ни на что. Женщин за столом не было, а посему музыки и танцев тоже не было. Зато пели от души все украинские и русские застольные. Кто- то затянул новомодный шлягер Газманова « Офицеры». Мне было смешно и неприятно смотреть на начвеща дивизии Диму Кожановского, который громче всех выводил рулады «Офицеры, офицеры, ваше сердце под прицелом!». Да уж, именно его откормленная ряшка находилась под «постоянным прицелом». Разве что у прокурора гарнизона? Да и то вряд ли… И это поет о чести тот, который на днях откровенно сознавался в том, что невозможно усидеть на берегу реки и не замочить ноги. Подразумевая под этим, что невозможно, находясь по службе при народном имуществе, нельзя из него не потянуть по максимуму себе.