Все возможные связи были потеряны, оставалось еще несколько дней, которые необходимо было просто пережить, чтобы потом спокойно выбираться из всей этой жаркой августовской кутерьмы. Надо было принимать решение. Наконец мысли выстроились в более или менее стройную шеренгу и, будучи расставленными по местам, позволили создать целостную картину происходящего.
Да, необходимо рискнуть и позвонить, обозначившись и построив хотя и тонкую, но все-таки реальную линию подстраховки. Телефон никак не хотел соединяться с континентом, выдавая нечленораздельное бульканье и электрический треск за подобие своей активности. Только через полчаса тщетных и неудачных попыток удалось дозвониться по нужному телефону, но искомый абонент отсутствовал, и пришлось оставить свой номер для обратной связи. Трубка массивного, почти антикварного аппарата с грохотом опустилась на белый корпус.
Стрелки часов ползли по циферблату с неимоверной медлительностью, а солнце делало все возможное, чтобы пробраться внутрь помещения и нагреть его вместе со всем, что в нем находится, до предельно высокой температуры. Я забрался в спальню, открыл внутренние ставни, создавая конвекционный поток, спасающий от невыносимого зноя и, упав на постель, забылся тем тревожным, поверхностным сном, который так необходим, когда возникает потребность убить время.
Звонок подбросил меня на кровати, и я бросился к телефону. Вначале в трубке несколько раз что-то громко треснуло, как будто кто-то ломал на куски мембрану. Я слегка отвел трубку в сторону, но тут же опять прижал к уху, услышав в ней уже знакомый голос с мягкими обертонами:
– Добрый день. Как погода?
– Здравствуйте. Жара стоит невыносимая, но по прогнозу, может быть, через пару дней будет чуть свежее. Если прогноз не оправдается, то такая жара может простоять еще пару недель.
– Не обгорите на солнышке. До свидания.
В трубке раздались короткие гудки, но этот на первый взгляд ничего не значивший разговор вдохнул в меня новые силы, и я почувствовал себя гораздо увереннее. Я бросился в душ, и даже теплые струи опресненной воды показались мне чуть прохладней обычного. В желудке запорхали бабочки, как перед выходом на поединок, а под ложечкой засосало от внезапно проснувшегося голода. Теперь можно было работать дальше…
Прощальные речи были сдержанно-деловыми, сухими и предельно корректными. Выступавшие словно боялись сказать лишнее и в то же время старались отдать должное навсегда покинувшему их ряды товарищу. Несколько венков в изголовье и пара десятков букетов закрыли подножие гроба. Речи закончились, люди поочередно подходили к гробу, брались за его край и безмолвно прощались с тем, кто уже не мог им ответить. Обойдя гроб, люди подходили к осиротевшим дочерям покойного, чтобы поддержать их, передать им частицу того тепла, которое не досталось их ушедшему товарищу…