Теперь о различиях. Если перед одной Марией лежит календарь1825 года, то перед второй – отрывной численник 1917. Если у первой Марии в роду одни аристократические имена, самые известные имена тогдашней России, то у второй – предки выслуживали дворянство, трудясь на ниве просвещения, подвизаясь инженерами на строительстве железных дорог или маркшейдерами в угольных копьях.
У одной отец – генерал от кавалерии, герой Двенадцатого года. У другой – всего лишь потомственный почётный гражданин города Саратова, правда, удачливый предприниматель.
Одна получила прекрасное образование, общаясь со светочами науки и культуры. У другой за плечами – курс провинциальной гимназии и незаконченный в связи с начавшейся Первой мировой медицинский факультет в Базеле.
Первой был когда-то очарован молодой Пушкин, именно ей были посвящены черноморские страницы «Онегина». О стихах, написанных для второй, ничего известно не было.
От одной остались прекрасные писаные маслом и акварелью портреты, причём кисти самых известных художников своего времени. Образ другой остался лишь на фотографиях, которые добротно исполнены саратовскими фотографами: вот девушка застыла с подругой в гимназической форме, вот свадебный снимок, вот в платье сестры милосердия она среди коллег по санитарному поезду на австро-германском фронте.
Одна прекрасно музицировала и пела. Даже «во глубину сибирских руд» ей был доставлен прекрасный инструмент – пианофорте, как его принято было тогда называть. Другая аккомпанировала себе на гитаре и пела романсы. Вот один, переписанный на мотив «жестокого» в годы германской войны:
Вот прапорщик юный со взводом пехоты
Старается знамя полка отстоять.
Один он остался в своей полуроте,
Но нет, он не будет назад отступать…
Позднее маленькую «дамскую» гитару ей, уезжающей к месту ссылки, пришлось оставить, потому что вес дозволенного багажа был ограничен десятью килограммами и нужно было выбирать между самых необходимых вещей…
Мария девятнадцатого века была тонкая стилистка. Круг её переписки был обширен, а адресаты и корреспонденты известны всей просвещённой России. Успела она написать и «Воспоминания», изданные после кончины. Мария же двадцатого столетия, боясь «третьего глаза», переписку вела скромную и воспоминаний не оставила. О своей жизни и о людях, с которыми встречалась, рассказывала лишь своим внукам.