– Коммунистам важно знать ваше отношение и к вождю мирового пролетариата, и к Мавзолею. Это оселок. —
– Ну-у, Гиезий Адрианович, в какие дебри вы меня зовёте.
– Мы очень любим Ленина, – ненавязчиво вмешалась жена. Новогюзов с признательностью посмотрел на неё.
– Подожди, Режина, – мягко окоротил я её. – Тут серьёзное дело. —
Чайник щёлкнул. И жена занялась чаем. —
Вы, конечно, слышали: я – ангел, дух благодати, по-русски. А таковые любят и уважают всех.
– И Гитлера, – даже не спросил, а будто желая подколоть, сказал Новогюзов.
– И Гитлера, и Меченого, и Тракина … – без исключения. —
Яблоко было, как я и любил, мягким и сладким. —
Владимир Ильич вне сомнений хотел того же, что и я для Отечества и народа. Отличие в том, что в сердце моей души горит пламя любви к Высшему и сущему. А Ленин был страстно одержим умозрительным рассуждением… —
Новозюзов всем нутром загудел от возмущения, как дровяной самовар. —
– Ни того, ни другого у меня по счастью нет. Бунта, передела собственности, суда над Тракиным и его приспешниками не допущу.
– Как?! – Изумлению Новогюзова не было предела.
– А вы пейте, господин Новогюзов, – сказала жена. – Краснодарский. Муж говорит, это единственный российский чай… Я очень люблю Россию. —
Гиезий Адрианович снова тепло посмотрел на Режину. —
– И булочка московского 16 хлебозавода… С корицей. —
Режина очень кстати изменила настрой главного коммуниста страны.
– Я не поведу страну ленинский путём. Недра России отныне будут служить её народу. Ворьё при этом наказано не будет, но получит по рукам. —
Новогюзов, прожёвывая булочку, мрачно смотрел на меня. Наконец, он глотнул чаю и сдавленно прошептал:
– Они вас всё равно уничтожат.
– Кто?
– Или те, или другие.
– Как сказать. Бандиты сейчас на чемоданах. Боятся: того и гляди всё рухнет. А народ думаю удержать от погромов силой и страхом.
– Полагаю, вы заблуждаетесь… Ну а Мавзолей?
– Да пусть стоит. Памятник. А вот с телом – нехорошо. Без церковных заморочек. Музей – так музей. Там будет лежать искусственный Ильич. —
Гиезий Адрианович поперхнулся. Режина подбежала и стала стучать его по спине. Я спокойно ел аргентинское яблоко. —
– А сам? – откашлявшись, спросил главный коммунист.
– Тело будут сохранять. Опыт продолжат. Но не в Москве, а под Екатеринбургом. —
Новогюзов подозрительно посмотрел на меня: