- Свободно, - говорит он с какой-то неприязнью.
- Подвинешься? Не хочу сидеть у окна.
Парень поджимает губы, негодующе пыхтит, но сдвигается на соседнее место.
- Расслабься, - приземляюсь рядом, - я слабеньких не ем.
- Смотри, как бы тебя не съели, киса.
Я оборачиваюсь и смотрю ему в глаза. Против воли опускаю глаза к губам. Несмотря на суровое бесстрастное выражение лица, они от природы изогнуты уголками наверх. Как будто он рожден, чтобы улыбаться.
- Подавишься, Кир.
Умышленно добавляю его имя. Хочу показать, что не боюсь. Хотя от дикого стресса меня почти трясет, еще немного и заклинит шею. От нервов меня всегда подводят мышцы. Я быстро отворачиваюсь к себе, потому что чувствую приближение спазма.
Достаю учебник химии и тетрадь. Рассеянно прислушиваюсь к тому, что гонит Анна Дмитриевна. Я это уже знаю. Привыкла учить наперед, чтобы не было проблем с успеваемостью. Потому что это крючок для опеки.
- Как тебя зовут? – шепчу очкарику.
Смотрит на меня, как на диковинную зверушку. Совсем, что ли, не привык, чтобы с ним разговаривали?
- Ваня, - выдает в итоге.
Я хмыкаю. Ну еще бы. Иван. Совсем не Грозный.
- Будем дружить, Ваня, - говорю утвердительно.
Он косится недоверчиво. Пальцем упирается в «мостик» очков. Задротский жест. Ничего, Ваня, я тебя исправлю.
- Не делай так. Выглядишь как дебил.
- Тебе-то какое дело?
- Так ты ж теперь мой друг. Не могу дружить с дебилом.
Химичка поворачивается от доски:
- Кицаева, Ваняев, что-то вы быстро спелись.
- Извините! – говорю ей, а потом поворачиваюсь к очкарику. - Ваня Ваняев, серьезно? Вообще без шансов на спокойное детство.
Он краснеет от шеи и до самых волос. Сопит над тетрадкой, что-то пишет. Я улыбаюсь и откидываюсь на спинку стула. Что ж, все прошло неплохо. Не так просто, как я думала, но не безнадежно.