У Пэм был свой круг друзей, местных активистов, но меня они мало интересовали. Кроме того, из-за моих постоянных командировок львиная доля домашних хлопот – воспитание детей, счета, уборка – лежала на плечах жены. И это лишь малая часть проблем, раздиравших тогда нашу семью. Не сомневаюсь, что по меньшей мере старшая дочь, Эрика, чувствовала повисшее в доме напряжение.
Меня никак не отпускала обида на Бюро и его порядки за то, что со мной случилось. Месяц спустя после возвращения домой я сидел на заднем дворе и сжигал опавшие листья. Повинуясь импульсу, я зашел в дом, собрал все копии психологических портретов и написанные мной статьи, вынес их наружу и швырнул в огонь. Избавившись от целой кипы макулатуры, я получил хорошую эмоциональную разрядку.
Еще несколько недель спустя, когда я снова смог водить машину, я решил отправиться на Национальное кладбище Куантико, чтобы посмотреть, где мне предстояло быть похороненным. Могилы там расположены по датам смерти, так что, умри я первого или второго декабря, мне досталось бы самое неприятное место: моей соседкой стала бы совсем юная девушка, которую зарезали по пути домой неподалеку нас. Я как раз занимался ее делом, и виновного до сих пор не нашли. Предаваясь размышлениям на ее могиле, я вспомнил, сколько раз сам советовал полиции установить наблюдение за кладбищами, не сомневаясь, что убийца захочет навестить свою жертву. Забавно, если по подозрению в том преступлении схватят и меня.
С момента инсульта, настигшего меня в Сиэтле, прошло уже четыре месяца, но я по-прежнему сидел на больничном. Состояние усугубилось тромбами, образовавшимися в ногах и легких из-за продолжительного постельного режима, и каждый день жизни давался мне с огромным трудом. Я по-прежнему не знал, смогу ли вообще работать, а если смогу, сохраню ли уверенность в себе. А тем временем Рой Хейзелвуд из числа инструкторов отдела поведенческого анализа по совместительству взвалил на себя все мои незакрытые дела.
В Куантико я наведался только в апреле 1984 года, выступив с лекцией перед пятьюдесятью действующими профайлерами региональных отделений ФБР. Ноги у меня все еще отекали из-за тромбов, и в аудитории я появился в домашних тапочках. Агенты из разных уголков страны встретили меня стоячей овацией. Спонтанность порыва подтверждала их искреннее восхищение: эти люди лучше всех понимали, чем я занимался и какие методы всеми силами старался внедрить в Бюро. Впервые за много месяцев меня оценили и одобрили. И я почувствовал себя как дома.