Сюжет сериала заключался в том, что Кондрата постоянно наказывали ни за что, а он, продолжая любить барина, верой и правдой служил ему, всякий раз демонстрируя готовность пожертвовать собой ради спокойствия и благополучия хозяина. В просмотренной Гришей серии Кондрат самоотверженно спас носки барина, случайно выпавшие во дворе из тазика прачки. Эти носки попытался умыкнуть смутьян Прокофий (тот исполнял роль отрицательного героя, постоянно подставлял Кондрата и делал барину разные пакости), но Кондрат не позволил мерзавцу похитить носки благодетеля. Он первым подбежал к ним, и, дабы более крепкий Прокофий не отнял их, проглотил сокровище, не жуя. Холопы, застывшие перед телевизором, одобрительно загудели, каждый стал высказываться в том духе, что ради спасения носков любимого барина еще бы и не то сделал. Гриша, глядя на них, вдруг испытал жгучее чувство стыда за то, что он тоже человек. Прежде ему казалось, что существует какая-то грань, ниже которой никто не способен упасть, этакое дно, в которое неизбежно упрешься, откуда ни рухни. Но теперь, глядя на окружающих его холопов, Гриша понял – пропасть бездонна, и падать в нее можно бесконечно долго. Всю жизнь. Пока не разобьют голову дубиной, и не отправят на заслуженный отдых.
После киносеанса все вернулись к работе. В паре с Гришей поставили Тита. Тот, как и покойный Спиридон, хватал самые здоровые камни, и, пачкая штаны, пер их к дороге. Гриша тоже не ленился, хотя и не надрывал себе пуп, как зловонный работяга. При Тите Гриша бездельничать побаивался – тот мог нажаловаться, и тогда вновь придется идти в воспитательный сарай, получать заслуженную награду. Вместо политики агрессии, Гриша избрал иную стратегию – стал беседовать с Титом так, будто планировал вскоре стать его лучшим другом. Но разговор не клеился. Точнее, в голове у Тита перегорели последние три синапса, и он окончательно утратил связь с внешним миром.
– Тит, кочергой по жопе бит, ты своих родителей знал? – спросил Гриша. – Тит, тормоз лютый, ты маму и папу знаешь?
Вместо ответа Тит распевно протянул:
– Пуще отца с матерью надлежит любить господина своего. Так святой старец Маврикий поучал.
– Тит, а лет тебе сколько?
– Не знамо.
– У тебя секс был?
– Ась?
– Секс, говорю, был? Задул какой-нибудь Матрене, а?