Послышались шаги – и через мгновение в шалаше появилась незнакомая старуха. Ее смуглое лицо, обрамленное белыми, легкими как пух, волосами, было испещрено глубокими морщинами; брови нависали над глазами, но сами эти светло-голубые глаза отличались редкостной яркостью и чистотой, словно принадлежали не старухе, а молодой девушке. Она подошла к Чаяну и склонилась над ним. Взгляд ее выражал радость и облегчение, и юноша понял, что это именно она взялась его выхаживать.
– Здравствуй, Чаян, добрый княжич, сын Имаша, князя Пеяросльского…
Голос ее оказался тоже молодым, без свойственной старым людям скрипучести, и в нем присутствовали такие глубокие, сильные нотки, что поневоле заставляли проникаться вниманием в каждому слову.
– Здравствуй, бабушка, – ответил юноша, попытавшись склонить голову в подобии почтительного поклона, как полагалось благовоспитанному молодому человеку перед старшими. – Благодарю тебя за доброту твою, за то, что спасла меня от неминуемой гибели… Скажи мне теперь, кто ты, чтоб знал я, как звать-величать тебя, добрая женщина…
– Вейница я, – старуха сверкнула своими пронзительными глазами и слегка улыбнулась тонкими губами. – Поди, слышал обо мне?
– Слышал, бабушка Вейница! – обрадовался юноша. – Тятя сказывал, что отшельница ты, ведунья великая и пророчица…
– А еще что тятя сказывал?
– Что увижу если тебя когда-нибудь, в ноги чтоб кланялся… – ответил княжич, глядя на старуху с благоговением. – Да вот только несподручно мне нынче, уж прости меня, бабушка… – грустно заключил он.
– Ничего, княжич, – усмехнулась старуха, – вот встанешь на ноги, успеешь еще поклониться-то…
– И то правда! – кивнул юноша и улыбнулся.
– Я буду врачевать тебя, и если Яхор будет благосклонен, ты быстро поправишься, – уверенно сказала Вейница. – Твои раны сами по себе не очень опасны, просто много кровушки повытекло…
Затем старуха дала ему какое-то горьковатое питье, после чего сняла с груди повязку и, смазав раны пахучим снадобьем, снова перевязала, теперь уже другим куском ткани. Когда ведунья прикасалась к груди, было больно, но княжич терпел и не издал ни звука, как и подобает мужчине. Во время перевязки он успел заметить, что края ран стянуты в нескольких местах чем-то вроде нити.
– Заячья жилка, – пояснила ведунья, проследив за его взглядом. – Пришлось зашить; теперь и заживет быстрее, и следов почти не останется. Повезло тебе, что зверь до живота не добрался… Тогда бы и я помочь не смогла.