Но не успела я прикоснуться к клавиатуре, как вспыхнул экран моего смарта. Глупая надежда о том, что Дарий всё же дал о себе знать, тут же превратилась в труху, когда я увидела имя контакта.
«Мама».
Я лишь иронично улыбнулась самой себе и своей наивности. Дарий не разговаривает по телефону, поэтому точно звонить не стал бы.
— Да, мамуль? — удобней устроившись на диване, ответила я.
— Лиз, я тебя там не отвлекаю? — мамин голос показался мне взволнованным, и я тут же вся напряглась.
— Нет, — быстро ответив, я тут же задала встречный вопрос: — Что-то случилось?
— Да.
Сердце мгновенно ускорило свой ритм и в груди на несколько секунд стало тесно и неприятно.
— Тебе плохо?
— Нет-нет, хорошая моя, нет. Со мной всё нормально, — поспешила меня успокоить мама. — Я тут просто с Оксаной разговаривала.
Оксана — медсестра. Она ни раз делала маме уколы успокоительного и научила меня правильно измерять давление, а также провела небольшой инструктаж, что нужно делать в случае, если у матери снова прихватит сердце. Это оказались довольно полезные советы, которые помогали в первую очередь самой не теряться и действовать оперативно до приезда «скорой».
На тот момент я фактически еще была совсем ребенком. В конце концов, только-только поступила в университет. Потрясений уйма, а у матери еще и сердечные приступы. В общем, Оксана очень нам помогла. С тех пор она начала общаться с матерью, и они стали хорошими приятельницами.
— И как она?
— Всё хорошо. На работе устает, но что тут поделаешь? Больница всё-таки.
— Это точно.
— Оксана поделилась со мной новостями. Очень неприятными, — немного помолчав, продолжила мама. — К ним в больницу поступила старшая дочь Коли.
Насколько мне было известно, недавно Оксана перевелась работать в частную клинику. Где далеко не каждый мог позволить себе оплатить лечение.
— А разве они все не заграницей? — нахмурившись, спросила я.
— Должны быть там. Но, думаю, дочка приехала из-за суда. Кажется, они всё еще втянуты в какие-то судебные тяжбы. Остатки пытаются спасти. Не знаю, — мамин голос заметно дрогнул, и она замолчала на некоторое время.
Пусть и прошло столько лет, но мать до сих пор не могла говорить о папе и обо всем, что его касалось спокойным тоном.
— Может, плохо стало человеку, — выдвинула я вполне логическое предположение.