Это могла быть просто такая особенность кожи. Постакне. Всё что угодно. Но мой взгляд почему-то завис на несколько секунд на этой «отметине», словно она должна была мне рассказать о своем хозяине нечто такое, отчего я непременно почувствую жалящий мороз под лопатками.
Слишком много «почему-то». Слишком много необъяснимых мне эмоций и ощущений. Но ничего из этого меня не пугало. Наоборот — раззадоривало мой азарт.
Мы смотрели друг на друга и ничего не говорили. Снова говорили наши взгляды. Мой зритель только коснулся кончиками пальцев моих распущенных волос.
Я затаила дыхание, всё еще ощущая сумасшедшие сокращения собственного сердца.
«Ты точно этого хочешь?», — снова спрашивал он меня взглядом.
«Хочу», — уверенно ответила я ему.
Это был мой не первый опыт. Но единственный особенный. Мы не сказали друг другу ни единого слова до самого конца. Но в этом не было никакой необходимости.
Я не приуменьшала безрассудность своего поступка. Не искала для себя оправданий или защиты. Всё сложилось так, как должно было сложиться.
Наш зрительный контакт оставался почти неразрывным.
В тот момент, когда горячие твердые мужские руки спустили с моих плеч тонкие бретели платья.
В тот момент, когда я немного дрожащими от возбуждения пальцами расстегнула на серой рубашке почти все пуговицы, оставив только две снизу.
В тот момент, когда я ощутила ягодицами прохладную поверхность полированного дерева то ли тумбочки, то ли стола.
В тот момент, когда я провела ладонями по широкой груди с негустой порослью жестких волосков.
Мы словно были открыты друг перед другом. Честны.
Я видела желание в больших черных глазах. Оно полыхало, но не стремилось сжечь всё вокруг. Это желание находилось под жестким, как мне показалось, контролем. Как пламя костра, которое в любой момент могли с легкостью погасить.
Наш контакт разорвался всего лишь на секунду, когда мой спутник достал из кармана брюк презерватив. Эта важная мелочь лишь укрепила мою уверенность в необычности ситуации.
Всё происходило спонтанно и обдуманно одновременно. Я чувствовала запах табака, элитного алкоголя и тяжелую ноту мужского парфюма. Но и мой зритель, и я всё делали сознательно. Наши движения были четкими, а не сбивчивыми и хаотичными.
Мое возбуждение ныло и требовало высвобождения. Я ощущала, как твердые соски соприкоснулись с тканью платья. Это было мучительно.