— Ты побледнела. Снова приступ?
Кирилл прикладывает руку к моему лбу, и я на мгновение жмурюсь, наслаждаясь его прикосновением. Он проводит подушечками пальцев по моей щеке, но я снова дёргаюсь, вынуждая его отстраниться.
— Мне это чертовски надоело! — шиплю сквозь боль.
Выражение лица Кирилла резко сменяется болезненным удивлением. Он хмурится, убирает от меня руку, словно его обожгли мои слова, а я только и могу твердить себе, что всё это правильно. Так надо! Если люблю его, то должна отпустить.
Кирилл пытается улыбнуться, несмотря на шоковое состояние, но выходит натянуто. Вероятно, мои слова задели его. И я прекрасно понимаю его чувства.
Между нами повисает напряжённая тишина. Я собираюсь с мыслями, потому что сложно взять и разорвать всё, когда так сильно хочется любить.
— Давай просто закончим всё это! — выдаю я не своим голосом, отчего сама морщусь.
Пусть и тяжело сдерживаться, чтобы не разреветься, но я смотрю на Кирилла, стараясь не отводить от него взгляда. Улыбка окончательно сходит с его губ, а зрачки расширяются.
— Что это ты хочешь закончить? — нервным тоном спрашивает Кирилл. — Я просто волновался, что у тебя снова приступ, если так резко побледнела. Может, окно открыть?
Кирилл не дожидается моего ответа, бросается к окну, скорее всего, желая скрыть от меня свой взгляд, наполненный болью и разочарованием. Он приоткрывает окно, пробубнив себе под нос:
— Совсем ненадолго, чтобы пустить свежий воздух. Не хочу, чтобы тебя продуло.
Не оборачиваясь в мою сторону, Кирилл упирается ладонями в подоконник и смотрит на улицу. Я чувствую, как нарастает напряжение между нами. Это равносильно приступу, но к ним я уже привыкла — головная боль ничто по сравнению с тем, что разрывает душу на части.
— Ты ведь всё понял, — продолжаю бить я по больному. — Не стоит больше напрягаться и приходить сюда. Мне это надоело, Кирилл. — Я сглатываю ком, сдавивший горло, и сдерживаю слёзы. — Ты мне надоел. Понимаешь? Живи своей жизнью. У вас там подготовка к выпускному, а мне всё это неинтересно.
Кирилл ничего не отвечает, но я вижу, как яростно он сжимает подоконник, чувствую, как стискивает зубы от горечи. Он ведь тоже подозревал, что такое может случиться? Или не догадывался? Нет, конечно. Он верил, что всё это закончится, и мы вернёмся к прежней жизни.