— Что-то случилось?
— Эни совсем от рук отбился. Поговорили бы вы с ним…
Про детали не спрашиваю. Они слишком очевидно лежат на
поверхности сознания женщины. Не слишком быстро юный татуинец
столичной дури нахватался? Это же надо додуматься: на требование
матери серьезнее готовиться к зачету по литературе, заявить, что он
сам знает, что и когда ему делать, а если все будут к нему
докалебываться, то он в окошко выпрыгнет. И где такого нахвататься
успел, говнюк?!
С другой стороны, я сам где-то поощрял гордыню и эгоизм
мальчишки. Ситху полезно. Но только при одном условии, если он в
состоянии контролировать вызванную собственными капризами ситуацию.
Эту простую и вместе с тем крайне полезную мысль я и собираюсь
донести до ученика в максимально доступной форме.
Энакин обнаруживается в комнате перед компьютером. Ожидаемо с
очередным гоночным симулятором забавляется. Аж язык высунул от
напряжения. Впрочем, заметив меня, мальчик бодро вскакивает с места
и чуть наигранно вздыхает.
— Мамка нажаловалась уже?
Дурачок уже поджал хвостик, но еще надеется обратить учиненное
безобразие в шутку.
— В окошко не вышел еще?
— Да я это так… просто… Что я дурной, что ли?
— Зря тянешь. Лучше мать по тебе раз отплачет, чем постоянно
жить и вздрагивать от скрипа балконной двери.
Сгребаю сопляка за шиворот и волоку к окну. Я люблю свежий
воздух, пусть с налетом городской гари, но не из кондиционера.
Поэтому створки всех окон у меня раздвигаются. Конечно, за ними еще
и силовая защита стоит. Только чтобы убрать ее много Силы не
требуется. Стоило это сделать, как ничем не удерживаемые струи
воздуха бьют в лицо, норовя сбить с ног. Энакин обеими руками
вцепился в раму. Я не толкаю, но слегка поддавливаю сзади,
заставляя едва балансировать на самом краю.
— Ну? Чего же ты ждешь?
— Я все понял, учитель! Больше такого не повторится, — кричит
сквозь вой ветра перепуганный Энакин.
Слишком зверствовать я не стану: услышу с первого раза.
Недостаточная строгость? Возможно. Но с другой стороны, зачем мне
ученик, который высоты бояться начнет. Выдергиваю свою жертву назад
в комнату и закрываю окно. Энакина бьет крупная дрожь, но в руки он
себя берет практически сразу. В коридор мы выходим, надев на лица я
— милейшую и чуточку печальную улыбку, он — маску искреннего
смущения.