— А мы тут как раз о тебе вспоминали, — сказал Алекс и затянулся кальяном.
— Обо мне? — хмыкнул Довлатов и наконец обошел диван, избавив меня от разрыва аорты. — Надеюсь, что-нибудь хорошее?
— Ну как тебе сказать, — прыснула со смеху Света.
Вера уже буквально расплющивала мою ладонь под столом. Она таращилась на Севера, а я не могла заставить себя поднять голову и посмотреть на него.
Я лишь слышала его шаги. Слышала как он присел рядом с Максом. Прямо напротив меня. Слышала его аромат, интенсивно забирающийся в ноздри, и оседающий в легких, подобно ядовитым парам. Слышала как он подкурил сигарету. Затянулся шумно и глубоко. Слышала жалобные скрежетания собственного сердца.
— А ты говори как есть, малышка. Тебе ли нас стесняться, — произнес Довлатов, доказывая тем самым, что хорошо знаком со Светой.
"Нет! Не смей ничего говорить!" — мысленно посылала сигналы блондинке.
— Ты убрал там после себя? — на мое счастье, в разговор встрял Макс.
— Все путем. Ни следа не оставил. Сходи проверь, если не веришь, — тихо отчитался Север.
И тогда я позволила себе мельком взглянуть на него. Однако тут же пожалела.
Стоило только встретиться с жестким взглядом, и я попалась в ловушку этих малахитовых глаз. Забарахталась где-то там, в пустоте, на дне своего жалкого прошлого.
Это уже был не тот Север Довлатов, которого я знала. Другой человек казнил меня одним только взглядом. Пристально изучал. Он словно вел подсчет моим внешним изменениям, коих насчитывалось немного. Не так много. Впрочем, как и у самого Севера. Однако я не могла отделаться от навязчивой мысли — передо мной сидел все тот же эгоист-параноик, но уже незнакомец.
Он стал выше и сухощавей. Килограммов в нем поубавилось определенно, и скулы стали заметно острее за счет впалых щек, однако наличие силовых тренировок в его повседневной жизни улавливалось по первому взгляду.
Татуировок на его руках существенно прибавилось. Они словно были продолжением рукавов его черного поло. Непривычно. Как непривычно было видеть в марте месяце золотистый загар, украшающий его кожу лица и оттеняющий выгоревшие волосы пшеничного цвета.
А еще он по-прежнему носил в левом ухе сережку. Мою сережку.
— Что ты так смотришь? Хочешь вернуть ее себе? — развязно спросил он, дотронувшись до колечка, продетого в мочку.