– А-а-а!!! – заорал, было, Алёшка, но передумал и попытался пнуть бородатого в глаз. На этот раз у него получилось, и мужчина радостно вскрикнул:
– Галка! Вылитый я в детстве!..
– Коля, да отстань ты от малыша! Иди, я уже накрыла на стол.
Но бородатый не спешил уходить. Он нагнулся над повеселевшим (в глаз-то, всё-таки, попал!) ребёнком и что-то залопотал.
«К папе, к папе», – послышалось Алёшке. «Да это же – отец! – осенило его. – Ну всё, приехали…» – И комнату вновь разрезал душераздирающий вопль.
По меркам рая, Ютупе был совсем ещё мальчик. Свежесть восприятия мира и та непосредственность, с которой он разговаривал с Учителем об устройстве мироздания, не могли оставить последнего равнодушным. Но всё должно идти своим чередом – это наставник знал точно, поэтому не спешил посвящать юношу в глубины вселенского познания. Тот же, наоборот, стремился туда всей душой, и, казалось, остановить его не может даже табу, наложенное самим Всевышним. Более того, между ними началось даже этакое заочное «соперничество», победителем в котором, как казалось Ютупе, выступала то одна, то другая сторона. Наконец, он почувствовал, как побеждает…
По вечерам Ютупе рисовал себе картины, в которых ловким словесным пассажем сводил на нет все, устоявшиеся веками, постулаты и удостаивался свежего лаврового венка. Наконец он понял, что заразился болезнью гордыни, переборол себя и рассказал всё Учителю.
– Я давно вижу, что с тобой происходит, – сказал тот. – Но больше меня волновал вопрос: сможешь ли ты распознать свою болезнь и, главное, – признаться в этом другим… Поздравляю с первой победой! К сожалению, карантина тебе не избежать – таковы правила. Нужно освободиться от опасного и очень заразного вируса. Сделать это можно лишь на Земле.
– Ты – о той странной планете? – Ютупе взглядом указал на дымчатое пятнышко на синем небосклоне.
– О ней… – И как он понял, что это она?
Минул год, и Алёшка уже редко вспоминал, кто он такой и откуда пришёл на Землю. Да и к новой семье тоже почти привык. Бородатый папа Коля весь день был на работе и мучил сына колючей щетиной и дурацкими шутками только по вечерам. Как-то Алёша поймал себя на мысли, что даже скучает по этим грубым ласкам. Но тут же скривился: мол, вот и началась деградация…
Мать же мелькала перед глазами весь день, и отвлекаться на неё было бессмысленно. Алёшка решил попросту не замечать её и благосклонно позволял взять себя на руки и понежить лишь во время кормления.