– Пф, – сказал паук.
– А когда я увидела эти бешеные глаза? А твой чертов визг? Как прикажешь это понимать?
– Ты ведь мышь?
– Ты и в этом сомневаешься, глупая визжалка?! Я – мышь и горжусь этим! Прошу заметить, в моих жилах течет аристократическая кровь! Возможно голубая, – Мышь подпрыгнула на кровати и сделала изящный реверанс.
Паук скрипнул зубами и закопошился. Попытался залезть под простыню.
– Не получится, – констатировала Мышь, – Она на резинке.
Мышь снова села на подушку и продолжила переговоры, – Слушай, дружок, я не стану тебя есть. Ни сейчас, ни завтра, ни потом. Давай нормально поговорим…
– Ага, – пробурчал паук, – Ты мышь, значит должна меня съесть.
– Заладил одно и тоже! – Мышь устроилась на подушке по-турецки.
– Все это знают. Мыши едят насекомых. Значит, ты должна меня съесть. Теперь понятно?
– Звучит логично, – проникаясь симпатией, сказала Мышь, – только есть одно «но», – следующую тираду она буквально прокричала в лицо пауку, – Я не ем насекомых! – И ткнула пальцем в его сторону, словно обвинитель на суде, произносящий последнее слово.
Паук зашипел и затаился. А Мышь опустила руку и посмотрела на него долгим материнским взглядом, в котором было намешано все – нерастраченная любовь, понимание, столовая ложка нежности и щепотка грусти.
– Как тебя зовут, малыш? – наконец спросила она тихо.
Паук помолчал, покрутил немного глазами и пробормотал что-то под нос.
– Громче, пищалка!
– Хьюго…
– Послушай, Хьюго и запомни навсегда. Я, Мышь, не ем ни пауков, ни бабочек, ни тарака… – Мышь резко замолчала на полуслове и подняла глаза в потолок. На долгое время в комнате воцарилась тишина. Хьюго вглядывался в лицо Мыши и пытался понять, о чем же она думает. За четыре с половиной минуты молчания на нем отразились пять оттенков отчаяния, смешанных с острым удивлением, сосредоточенная задумчивость, заправленная предвкушением успеха, задрапированная скепсисом надежда, затем расцветающая под лучами раздумий тихая радость и, наконец уверенный в своих силах и предназначении триумф.
С этим редким в наших широтах выражением на лице Мышь наклонилась к Хьюго и тихо, но твердо сказала: – Вот теперь, дедуля, у меня и вправду есть план.
Странно, но паук не отшатнулся от Мыши, как он делал, движимый инстинктом, раньше. Он застенчиво улыбнулся и хрипло спросил: – Почему ты назвала меня дедулей?