Со стороны речки доносилось истеричное кряканье, там у Лизы стояли верши, – это такие запруды, ловушки для рыбы, и она каждое утро приносила оттуда двух-трех щук, небольших, но жирненьких, зубастых и злых, как собаки. А сейчас там, то ли от счастья, что её детки встали на крыло, то ли от негодования, что собрать их вместе и заставить слушаться стало практически нереально, надрывая свою утиную глотку, не останавливаясь ни на минутку, кричала кряковая утка. Весь лес, кроме ельника, стал как будто прозрачнее, зато земля покрывалась небывалой красоты сотканным из миллионов тоненьких разноцветных пластинок ковром. При дуновении ветерка эти листики-пластинки переворачивались, издавая каждая свой неповторимый звук, и картина красок тут же, в одну секунду, как по взмаху волшебной палочки, менялась. А иногда лист, смачно чмокнув, прилипал к гладкой берёзовой коре или камню, оставшись там до снега или до тех пор, пока не иссушит его ветер, и он, медленно почернев, используя свой последний шанс, сломя голову бросится к своим братьям, заняв место в феерическом хороводе.
– Предупреждала бабушка, что нельзя с ними ссориться…
Сергей вопросительно глянул на Лизу; слезинки у Лизиных глаз высохли и, хотя она продолжала сидеть в той же позе, к щёкам её вернулся былой румянец, а сама она вновь обрела возможность говорить:
– Как мы без них отсюда выбираться будем?
– Ну, потихонечку, – протянул Серёгин, соображая, как скоро сможет он передвигаться самостоятельно.
– Понятно, что потихоньку, просто у нас скарба вон…. Четыре мешка. А скоро, может, даже завтра, дожди начнутся…
Сергей сидел, разгребая босой пяткой золу костра, и шевелил пальцами. Услышав про дожди, он замер, осмотрел небо, насколько это было возможно, и как бы с недоверием спросил:
– Дожди? Какие дожди? Не надо нам никаких дождей. А значит, их и не будет.
– Ну, может, не завтра, а дня через два, но точно будут, я знаю, меня бабушка учила. – Попавшись на Серёгину удочку, затараторила Лиза, но тут же замолчала.
Цвета спелой малины стали её щёки. «Да…, – подумал Серёгин, любуясь её медно-рыжей косой, которая непокорно выкатилась из-под платка и теперь струилась по плечу, – интересно, прямо соблазняла… да…». Серёгин встал и почти уверенно, самой твёрдой походкой, какую только мог исполнить, подошёл к Лизе: