Рядом раздался глухой мужицкий гогот. Сергей тоже оценил шутку, насколько это можно было сделать со связанными руками, и продолжил:
– Да нет, туда мне и надо, живу я там, мужики, развяжите руки…
Но «спокойный» перебил его:
– Где живёшь там?
Серёгин, чувствуя, что разговор мало-помалу налаживается, в тон собеседнику:
– Да в центре, Ленина сто сорок…, – но договорить он не успел, лошадь под натянутыми вожжами встала, телега перестала трястись, скрипеть и, конечно же, тоже остановилась.
Оба мужика повернулись и уставились на него, – перестал жужжать даже гнус, – повисла такая тишина, что Серёгин слышал биение своего сердца.
– Где живёшь? – повторил вопрос тот, который хохотал, но сейчас в его голосе не было ни капли веселья.
Серёгин понял – что-то пошло не так, что-то он сказал лишнего, и, медленно анализируя слова, проговорил:
– В центре живу, у базара.
Мужики развязали, вернее, разрезали постромку между руками и ногами и посадили его на край телеги. Тут Сергей впервые увидел своих пленителей и уставился на них, пораженный колоритным типажом. Коренастые, ростом чуть ниже среднего, но ничуть не сутулые, с длинными граблеподобными ручищами. А мужики уставились на Серёгу, ожидая чего-то.
– Дом там двухэтажный, большой такой дом, – проговорил он, глядя то на одного, то на другого, ничего ни понимая.
– Ну? – спросили мужики, – ну и причём здесь Владимир Ильич?
– Какой Владимир Ильич? – чуть было не спросил Серёгин, но вдруг как-то поперхнулся, закашлялся, что давало ему дополнительные секунды для раздумий.
В голове его в это время ураганом неслись мысли – куда попал, что делать и, вообще, кто это такие, и причём здесь Ленин. «Наверное, секта какая-то, типа братья Ильича», – подумал Серёгин и проговорил:
– Владимир Ильич – вождь мирового пролетариата, – при этом глядя «спокойному» прямо в глаза. Он понял, что попал прямо в точку. Перевёл взгляд на «хохотавшего» и добавил:
– Все силы и знания – выполнению программы КПСС.
Но глаза мужика оставались серьёзными, лишь промелькнула там какая-то искорка, тревожная такая, и говорить, что верной дорогой идёте, товарищи, Серёгин не стал, итак много наговорил. Лишь добавил, день рождения у него двадцать второго апреля.
– Дак ты что, товарищ?
– Товарищ, товарищ, – закивал головой Серёгин.
– А зачем графом назывался?